Недвижимость

“ЗИЛ”, из кузова которого то и дело шлепались на асфальт плюхи свежего раствора… Но если кто-нибудь стоял на обочине, голосуя, я без раздумий тормозил: дорога становилась все длиннее и длиннее. Я уставал месить в голове одно и то же и был не прочь перекинуться словцом. Однако все попутчики (сначала некрасивая девушка с большой синей сумкой, потом прыщавый парень в зеленом егерском кителе, потом старик с прозрачными голубыми глазами) были одинаково напряжены и неразговорчивы – должно быть, думали, сколько с них запросят; но денег я не брал.

С очередного холма вместо новых деревушек открылись вдруг пригороды Ковальца. Над городом стояла дымная туча. Золото листвы здесь было покрыто пылью. Скоро оно и вовсе превратилось в бурые лохмотья. Один поселок перетекал в другой, и заборы всюду были похожи. Тянулись серые корпуса военных заводов, торчали высокие красные трубы со спицами громоотводов на самом верху, и кое-где струился из них жидкий дым…

Павел стоял в коридоре у окна и, завидев меня, неприветливо поморщился, немного согнувшись при этом в поясе – будто хотел встретить гостя поклоном.

– Ты чего? – спросил я сердито. – Ты чего же опять скрываешься?

Он распрямился, выдохнув, и только теперь его лицо приняло то выражение, что я, поднимаясь по лестнице, ждал увидеть: встревоженная улыбка и удивление.

– Да ты как сюда попал? – радостно спросил Павел, пожимая мне руку. – Вика позвонила? Вот зараза! Я ж ей говорил, заразе: не звони Сергею, не дергай его! Ну ее к монахам!..

Я рассердился:

– При чем же тут – дергай, не дергай! При чем тут Вика? Ты сам должен был позвонить и сказать: так, мол, и так! Или Людмилу попросить. Ты что как чужой?

Павел снова сморщился и стал сгибаться, и тут я понял, что его время от времени прихватывает какая-то боль, и тогда ему становится не до улыбок.

– Что с тобой?

– А-а-а!.. – прокряхтел Павел распрямляясь. – Третий день живот крутит, понимаешь… ох и крутит!.. а толку никакого. Да ладно, дай я на тебя посмотрю хоть. Как ты там? – Он похлопал меня по плечу и обнял. – Эх, Серега, Серега!..

– Врачи-то что говорят? – спросил я.

– Врачи! Да ну их к монахам! Что они могут говорить? – Он махнул рукой. – Ладно, не обращай… все нормально.

Полез в карман халата за сигаретами. Пустил дым и спросил щурясь:

– Что там Вика-то без меня? Ни разу не зашла, мерзавка…

Людмила говорит, болеет она, что ли?

Я кивнул.

– То болеет, то не болеет… В общем, не разбери-пойми. – Павел глубоко затянулся, стряхнул пепел и рассеянно сказал: – Видишь вот, попал я сюда не вовремя… Разделяться мне с ней надо, вот что. Разделяться. Не хочу я с ней. Пусть сама живет как хочет. А?

– Не знаю, – сказал я.

– Квартиру-то я на себя оформлю… ясное дело. Но это ведь и матери ее квартира. Значит, должен я ей уступить. Это ладно…

Да ведь она и насчет дачи ко мне подкатывалась! – Павел возмущенно посмотрел на меня. – Мол, давай дачу продадим, а деньги поделим… мол, мне жить не на что: работы нет, денег ты мне не даешь… Да я и не буду давать! Почему она не работает?

Он сморщился, согнулся – и по тому, как неловко топырилась в его пальцах сигарета (будто кто-то попросил недолго подержать), я понял, что ему сейчас даже не до сигареты.

– Уф… – выдохнул Павел через несколько секунд и распрямился. -

Вот же крутит, гад… что ты будешь делать… Но нет, дачу я продавать не собираюсь. Дача моя. Я сам эту дачу получал… я там строил, копал. Да если разбираться, она вовсе никакого права не имеет! Если разбираться, то в самом крайнем случае Танька может эту дачу получить! Правда ведь? А? По наследству-то? Ну, я хочу сказать – если что. Правда?

– Правда, – кивнул я. – Танька тебе дочь, она и должна получить.

Если что. Да только на черта ей эта дача? Дача здесь, Танька – за тыщу верст… Не ехать же ей сюда жить из-за этой дачи! Да и вообще: плюнь ты пока на все на это, не расстраивайся. Сколько она стоит-то, дача-то эта? – спросил я и щелкнул пальцами, чтобы жестом показать несерьезность предмета.

Павел как раз подносил сигарету ко рту – и не донес, замер; поднял брови, долго смотрел на меня так, словно я сморозил отъявленную несуразицу, а потом протянул неодобрительно:

– Сколько, сколько… Миллионы!

Наверное, это была правда, потому что и впрямь почти все – кроме разве что совсем мелких повседневных вещей – шло на миллионы.

– Ну, в общем, да, – согласился я. – Наверное.

– Конечно, конечно! – Павел обрадованно закивал. – Что ты!

У-у-у-у! Что ты!.. Это же земля! Понимаешь? Зем-ля! Что ты! Мне ее уже сколько раз продать предлагали! Да что я – чокнутый?

Земля, сам понимаешь, – не шутка! Как это по-вашему? – недвижимость!..

– Ну хорошо, – сказал я. – Подожди ты со своей землей. Не уйдет от тебя земля. Кто здесь-то тобой командует?