Неестественные причины

На следующее утро, после раннего одинокого завтрака, справившись по телефону у Реклесса о лондонском адресе Дигби Сетона и названии отеля, где останавливалась Элизабет Марли, Далглиш отправился в путь. Он не объяснил Реклессу, зачем ему нужны эти сведения, и тот сообщил их, ничего не спросив, только пожелал мистеру Далглишу приятной и успешной поездки. Далглиш ответил, что не слишком-то верит в ее приятность и успешность, но благодарит инспектора за помощь. Оба не скрывали иронии. Даже телефонный провод, казалось, вибрировал от их взаимной неприязни.

Беспокоить Джастина Брайса в такую рань было, конечно, жестоко, но Далглиш хотел взять у него фотографию пляжной компании. Хотя снимок сделали несколько лет назад, Сетоны, Оливер Лэтем и сам Брайс были на нем вполне узнаваемы.

Услышав стук в дверь, Брайс, пошатываясь, спустился вниз. Столь раннее вторжение, похоже, лишило его как разума, так и дара речи, и Далглишу стоило изрядных усилий втолковать ему, что от него нужно, и получить снимок. Отдав его, Брайс вдруг задался вопросом, следовало ли это делать. Когда Далглиш уже уходил, он с озабоченным видом засеменил вслед, скуля: «Адам, вы только не рассказывайте Оливеру, что я его вам дал. Он придет в ярость, если узнает о сотрудничестве с полицией. Боюсь, Оливер капельку вам не доверяет. Приходится взывать к вашей щепетильности».

Далглиш промычал нечто успокоительное и посоветовал пойти еще подремать, но он был слишком хорошо знаком с фокусами Джастина, чтобы принимать их за чистую монету. Позавтракав и набравшись сил для дневных передряг, он почти наверняка позвонит Селии Кэлтроп, чтобы по-соседски обменяться мыслями о том, чего можно теперь ждать от Адама Далглиша. К полудню весь Монксмир, и Оливер Лэтем в том числе, будет знать, что он уехал в Лондон, взяв с собой фотографию.

Дорога была не слишком утомительной. Он выбрал кратчайший маршрут и в полдвенадцатого уже въезжал в город. Он не предполагал, что вернется в Лондон так скоро. Смахивало на преждевременный конец безнадежно испорченного отпуска. Суеверно отгоняя эту мысль, он поборол искушение заехать в свою квартиру на Куинхайте с видом на Темзу и сразу направился к Уэст-Энду. Около полудня он остановил свой «купер-бристоль» на Лексингтон-стрит и зашагал по направлению к Блумсбери и «Клубу мертвецов».

«Клуб мертвецов» представляет собой типично английское заведение, назначение которого, трудноопределимое хоть с какой-нибудь степенью точности, прекрасно понимают все посвященные. Он был основан в 1892 году неким адвокатом и служил местом встреч людей, интересующихся убийствами, а после смерти основателя по завещанию получил во владение его уютный дом на Тэвисток-сквер. Состав клуба исключительно мужской – женщинам не разрешается становиться его членами и даже посещать его. Ядро клуба образуют писатели-детективщики, избираемые скорее по степени известности издателей, чем по тиражам изданий, один-два отставных офицера полиции, с десяток практикующих адвокатов, трое ушедших на покой судей, а также многие известные криминалисты-любители и судебные репортеры; прочие же члены – заурядные люди, способные аккуратно платить членские взносы и глубокомысленно рассуждать о степени вины Уильяма Уоллеса или о тонкостях линии защиты Маделайн Смит. Хотя ввиду сугубо мужского характера клуба за его пределами оказались лучшие писательницы детективного жанра, это никого не смущает; руководство убеждено, что их присутствие не оправдает расходов на сооружение дополнительных туалетов. Сказать по правде, водопровод и систему канализации в «Клубе мертвецов» не меняли с тех самых пор, как в 1900 году он переехал на Тэвисток-сквер; однако слух о том, что ванны приобрел еще Джордж Джозеф Смит, не более чем «утка». Приверженность старине проявляется тут во всем; само ограничение состава членов объясняется убежденностью в том, что убийство – не тема для обсуждения в присутствии женщин. И убийство, как таковое, предстает в «Клубе мертвецов» неким изящным раритетом, отделенным от обыденности временем или панцирем закона и не имеющим ничего общего с подлыми или отчаянными преступлениями, которые большей частью приходилось расследовать Далглишу. Убийство здесь ассоциируется с опрятной служанкой викторианской эпохи в чепце с лентами, подглядывающей в дверь спальни за тем, как Аделаида Бартлетт готовит мужу лекарство; с грациозной ручкой, протягивающей сквозь решетку эдинбургского полуподвала чашку какао, куда, может быть, подмешан мышьяк; с доктором Лэмсоном, потчующим гостей пирогом на предсмертном чаепитии своего богатого свойственника; с Лиззи Борден, жарким массачусетским летом крадущейся с топором в руке по тихому дому в Фолл-Ривер.