Нефартовый

Намекая на случившийся в тот же период конфликт СССР с Китаем на острове Даманский и подавленную нашими пограничниками вылазку соседа, чешские болельщики скандировали: «Это вам не Даманский, это — наш Недоманский». Но табу было наложено не тогда, а пять лет спустя, когда Вацлав вместе с одним из партнеров совершил побег в Канаду.

Ограничения, естественно, касались всех. Претензии были даже к Николаю Озерову, который своим «такой хоккей нам не нужен», казалось бы, навсегда поставил себя в ряд рыцарей социалистической морали — тех, что без страха и упрека.

А Махарадзе не только не был исключением, но и подвергался особому контролю. Уж слишком вольно, по мнению цензоров, он, актер, обращался со словом. Так, недопустимое отступление от нормы видели даже в его коронной фразе о «любимой левой ноге». Хулиганская раскованность — это еще куда ни шло, но вот «левацкий уклон» — это уже крамола высшего порядка!

…В своем архиве храню журнальную вырезку с очень лестным отзывом Котэ Ивановича о моей работе. Напомнили об этом и коллеги из Тбилиси, в конце 2016-го позвонившие в связи с 90-летием со дня его рождения. Спасибо им за внимание и за возможность вспомнить выдающегося профессионала и прекрасного человека.

Болл-бой для легенды

В отличие от такого до боли короткого общения с Котэ Ивановичем, наше личное знакомство с Озеровым исчислялось десятилетиями. Правда, сам Николай Николаевич многие годы об этом не подозревал.

Дело в том, что дачным соседом семьи Гусевых во внуковском поселке писателей был Игорь Владимирович Ильинский. Так вот, в гости к великому актеру частенько наведывался великий комментатор. Часть участка Ильинских была отдана под корт (которым, кстати, с разрешения щедрого хозяина вовсю пользовались соседи), и 24-кратный чемпион СССР по теннису — каковым, кроме всего прочего, был Озеров, — любил сыграть со своим другом. Мы же, мальчишки из окрестных дач, с удовольствием подавали мячи, тогда еще не зная, что называемся болл-боями.

Однажды Озеров организовал приезд во Внуково съемочной группы документального фильма «Встречи с Игорем Ильинским». В результате помимо тенниса в картину вошел и футбол. Игорь Владимирович здесь же, на участке, забивал красивый мяч в игре с молодежью, собранной его сыном Володей. Так моей первой ролью в кино стал «мальчик, которого обводит народный артист». Я пластался в подкате, но «не успевал» помешать форварду нанести разящий удар по воротам моего закадычного друга Артема Петрова, сейчас занимающегося фармацевтикой в Нью-Йорке. Поскольку Ильинский был, в частности, актером комического жанра, то, по замыслу режиссера, жертвой пушечного выстрела должен был стать располагавшийся за воротами забор. Наш забор. Для этого к нему был привязан канат, а на нашем участке располагался спрятавшийся за елкой ассистент. Удар, рывок — снято! Кстати, надо отдать должное Киностудии имени Горького: она выполнила свое обещание с лихвой — на месте павшего утлого штакетника появился прекрасный новенький забор, простоявший много лет как памятник творческой мысли любимой киностудии страны.

Несмотря на точность работы на корте и великолепное исполнение роли второго плана, я вряд ли мог рассчитывать на то, что Николай Николаевич запомнит мое имя. Поэтому, когда, придя на телевидение в начале 90-х, поехал к нему со съемочной группой, то приготовился представляться заново.

Повод был невеселый. «Едешь в больницу. Возможно, это одно из последних интервью Озерова. Ему плохо», — напутствие опытного продюсера, как мне казалось, ограничивало если не тематику, то уж точно хронометраж интервью. При этом количество выехавшего на него тв-персонала превышало все необходимые рамки. Зачем нам, помимо одного оператора, еще два вообще без камер? А что будут делать в крошечной больничной палате три осветителя и два звукорежиссера? Но поехали все. Нет, не работать. Поехали к Озерову. Повидаться, поговорить, обнять.

И вот в присутствии всего этого «личного состава» Николай Николаевич, даже не дав мне вспомнить наши Внуковские деньки, начал меня безудержно хвалить. Стиль, динамичность, русский язык! А от слов «приходишь на мое место» мне даже стало неловко перед коллегами.

— Ребятки, а теперь можете на минутку выйти. Мне тут Виктору кое-что сказать надо.

На минутку так на минутку. Подчиняясь воле больного, съемочная группа покинула палату.

«Минутка» продолжалась полчаса. Никогда до того (что естественно) и никогда после (что странно) я не получал такого подробного и профессионального разбора собственной работы. Приведу только первую фразу, сказанную, видимо, для разгона: «Молодой человек, а в слове „начался“ ударение, между прочим, ставится не на первый, а на последний слог!»

Вот так! Какой там «пришел на смену»! Забыли о политкорректности! «Молодой человек» — и поехали… И начался́ разбор!