Нефартовый

Сколько раз впоследствии после побед футбольной или хоккейной сборной я слышал это по-комсомольски бодрое: «обеспечил»! Можно было бы улыбнуться, если бы за мрачным «не обеспечил» не следовали бы требования перемен. Нет, касающиеся места не на фланге обороны или в центре атаки. И не на тренерском мостике. А у комментаторского микрофона.

Как же я не понял этого еще тогда, в 85-м, на Южном полюсе, чтобы потом предвидеть и уже больше никогда не удивляться!

Но я отвлекся.

А наутро случилось это самое «вдруг»! Словно по приказу некого антарктического короля, который, извините за долю пафоса, понял, что этих людей ему не сломить ничем, шестиметровые льды сами расступились, и по образовавшейся полынье «Владивосток» уверенно пошел к «Сомову». Началась последняя, уже победная часть экспедиции. И впервые взошедшее в небе над нами северное сияние стало неплохим заходом для моей следующей корреспонденции.

Ну а тогда, еще на пути в Антарктику, в водах Индийского океана, я проснулся от тишины. Волны уже не отдавались методичным тошнотворным хлюпом в моем иллюминаторе. Тут же, за дверью каюты, раздались шаги, и даже послышался смех. Впервые за эти дни сознательно оглядевшись, я увидел, что подаренный провожавшей меня в рейс знакомой девушкой фаянсовый пингвинчик лишился одного крыла. Плохой символ? Нет, я уже точно знал, что мы продолжим наш путь и дойдем до цели. Пусть даже, как сказали бы летчики, на этом самом оставшемся одном крыле.

Вернувшись домой, я сделаю Оле предложение. Вдруг. И она согласится. Смею вас уверить, совсем не потому, что я «обеспечил».

Но ладно связанные с качкой неудобства! Самое-то главное заключалось в том, что еще до начала безудержного шторма экипаж успел надежно закрепить на палубе принятые на борт в Веллингтоне бочки с горючим. Математический расчет руководителя экспедиции, тоже будущего Героя — Артура Чилингарова, был жесток: для продолжения пути надо, несмотря на пляску по волнам, сохранить как минимум половину нашего топливного груза. 51 процент бочек за бортом, и мы точно были бы вынуждены вернуться в Новую Зеландию. Долгий путь, стоянка, перезагрузка, обратная дорога. А кто знает, сколько они еще готовы терпеть там, на «Михаиле Сомове»? И вообще, сколько времени отмерили им погода, ветер, подводные течения? «Льды сжимаются, слышим треск бортов», — получали мы радиодепеши из злосчастного места, где так ждали нашей помощи.

Тридцать лет спустя Артур Николаевич правильно заметил, что главным результатом экспедиции было отсутствие человеческих жертв. Ведь в художественном фильме «Ледокол», в отличие от реальной жизни, погибают двое, причем одного из несчастных смывает с палубы в ситуации, очень похожей на нашу. Когда мы, поднимаясь, падая и ползая на брюхе, крепили эти неповоротливые бочки ко всему, к чему их только можно было присобачить. В итоге «чилингаровский процент» был сделан. Мы продолжали движение вперед!

В борьбе за живучесть моряки «Владивостока» сумели спасти не только большинство бочек с топливом, но и… заветные коробочки с йогуртом. Эта, казалось бы, незначительная история стоит для меня особняком во всем нашем рискованном и сложном путешествии.

Понятно, что при заходе в порт новозеландской столицы на борт было поднято не только все необходимое для технического обеспечения рейса. Часть свежего груза составила еще неведомая для большинства из нас, советских людей, заморская еда. В том числе йогурт.

Каждый член экипажа получил картонную упаковку с 24 маленькими лоточками. Ягоды и фрукты на крышечке, разные вкусы… Стало ясно, что именно этого долго жившим на консервах хочется больше всего. Когда открыли одну вдруг оказавшуюся лишней коробку и понемногу попробовали, поняли: то, что надо!

А потом кто-то первый сказал:

— Сашке повезу, домой.

— Да, детям надо. Вкуснятина такая!

— Жену угощу. С ней вместе и откроем, на ноябрьские. Даст Бог, к празднику успеем вернуться…

За недели длительного перехода на судне не была вскрыта больше ни одна упаковка. Но к моменту окончания затянувшейся экспедиции йогурт, название которого мы почему-то произносили с ударением на второй слог, безнадежно испортился.

«Эх, жалко, — сказал тогда наш старший механик, — все задачи партии выполнил, а вот его не довез…»

Может ли обычный кисломолочный продукт стать символом бесконечной заботы, доброты и любви? Летом 85-го, прожив на земле уже почти тридцать лет, я получил точный ответ на этот вопрос.

Шмон героев

Они пришли к нам в каюты. Разбрасывая наши вещи, открывая ящики и залезая под матрас.

Я до сих пор помню их лица. И слова: «Это там ты будешь герой, а сейчас ты подозреваемый». И неожиданно почти мягкое: «Не обижайся».

«Там» — это во владивостокском порту, где готов был уже греметь всеми своими литаврами оркестр, а встречающие разворачивали транспаранты в честь «спасителей» и «отважных полярников». Пока же ледокол стоял неподалеку от берега, на рейде. И нас шмонали.