Медаль Николая Озерова вручается «за популяризацию спорта». Но есть и более конкретный критерий: 10 отработанных журналистом Олимпиад. Получая почетную награду за свои 13, я вспоминал о фантастическом профессионализме и деликатности удивительного человека. А в дни хоккейного чемпионата мира-2016 в Москве имел счастливую возможность рассказать эту историю Надежде, дочери Николая Николаевича. Международная федерация хоккея предложила мне выступить с небольшой речью в связи с вручением Озерову почетной премии имени Поля Лойки за выдающийся вклад в развитие хоккея, что я с удовольствием и трепетом сделал.
Кстати, начал я тогда с многочисленных «птичьих фамилий» комментаторов: Гусев, Уткин, Орлов, Журавель… Добавив, что «все мы — птицы с одного Озерова!»
Репортаж из казино
Этот репортаж стал для меня первым — не только на Первом, но вообще в телевизионной карьере. В декабре 1993-го я был еще внештатником на ТВ, а штатно работал координатором российско-американского хоккейного проекта «ЦСКА — Русские пингвины», от которого и попал в командировку в Нью-Йорк. И тут звонок руководства Спортивной дирекции канала: «Ты же все равно в Штатах, так давай, откомментируй в прямом эфире церемонию жеребьевки чемпионата мира по футболу. Да, из Лас-Вегаса. Ну а какие проблемы?»
Действительно проблем не возникло, и на следующий день я оказался в игорной столице Америки, замечу, уже знакомый с Вегасом по поездке с борцовской сборной СССР. Команда великого спортсмена и тренера Ивана Ярыгина в 80-е проводила там матч с национальной командой США. Я же сопровождал наших в качестве переводчика и специального корреспондента ТАСС.
План этой книги не даст мне другой возможности сказать несколько слов об Иване Сергеевиче, одном из самых восхитительных людей, которых я встречал в своей жизни.
Светловолосый сибиряк, настоящий русский богатырь, двукратный олимпийский чемпион по вольной борьбе, на Играх-72 в Мюнхене затративший всего 12 минут на 7 победных поединков, «вминая лопатками в ковер 100-килограммовых соперников», как писал тогда «Советский спорт».
И конечно же, блистательный тренер. Помню его в этой роли на другой Олимпиаде, сеульской. Тогда, летом 1988 года, я опять был рядом с нашей борцовской командой и даже жил с ребятами в Олимпийской деревне, имея статус не только корреспондента, но и участника Игр.
Ярыгин родился седьмого ноября, поэтому в его день рождения раньше гуляла вся страна. И мне всегда казалось, что в этом есть особый смысл. Сильный и добрый, он вообще ассоциируется для меня с уже ставшим расхожим понятием «национальная идея». Возможно, сказанное о конкретном человеке, это звучит странновато. Но как минимум друзья Ивана Сергеевича, уверен, поймут, о чем я.
Одним из любимых напитков Ярыгина было японское пиво «Саппоро». Честно говоря, довольно неожиданно для меня, отдающего предпочтение сортам чешским, британским и немецким. Но в тот вечер мы в компании наших жен пили у Ярыгиных не пиво. Дамам предлагалось вино, а для мужчин хозяин открыл огромную запотевшую бутылку «Столичной». При наличии на столе разнообразной еды закусывать он все же настоятельно советовал рыбьей строганиной, тоже замороженной и нарезанной стружкой. При этом обязательно макать ее в «маканину» — соль, перемешанную пополам с черным перцем…
Застолье прервалось, едва начавшись, то есть тосте на четвертом. Звонил племянник Ивана. Серьезная ситуация. На дискотеке на него готовилась напасть группа отморозков. «Собирайся, Витя, едем вместе. Если что, надо будет встать спина к спине».
Забегая вперед, скажу, что если моя спина в результате и понадобилась, то лишь для того, чтобы получить дружеский хлопок ярыгинской руки: «Все, поехали домой — допивать».
Честно говоря, мне, разгоряченному спиртным, хотелось посмотреть на «отморозков» и, возможно, в стиле «заяц во хмелю», даже дать им отпор. Увы, их и след простыл, как только в зал вошел человек, с которым априори не хочется связываться. А племянник только руками развел: «Извини, дядя, за беспокойство. Спасибо».
Что же касается рук Ярыгина, то их мощь я ощутил еще во время наших поездок по США. Выступая перед местными молодыми борцами в университетах и спортивных центрах, Иван Сергеевич использовал меня не только как переводчика, но и как этакую куклу-манекен для демонстрации приемов. Делал он это, конечно, аккуратно. И все же…
Его обожали американцы, как, собственно, и вся дружная международная борцовская семья. На вопрос, все ли ОК, он, неизменно делая строгое лицо, отвечал: «Нет, не хоккей. Только рестлинг!» И заразительно смеялся.
Увы, говорю все это я о человеке, которого нет с нами вот уже двадцать лет.