– Теперь, когда фараон Рамзес стал взрослым, вы, быть может, тоже решили наконец-то повзрослеть? – с вызовом обратилась ко мне Мерит.
– Может быть.
Когда пришло время трапезы в Большом зале, я заняла свое место под возвышением и заметила, что Рамзес не сводит глаз с Исет. Уже через десять дней она станет его женой, и я спросила себя, а не забудет ли он меня после этого.
Фараон Сети встал со своего трона, и когда он поднял руки над головой, в зале воцарилась тишина.
– Быть может, послушаем музыку? – громко вопросил он, и сидевшая рядом с ним царица Туя кивнула.
Как всегда, ее лоб блестел от пота, и я в который уже раз подивилась тому, как такая крупная женщина добровольно согласилась жить в удушающей духоте Фив. Она не дала себе труда встать, и слуги с опахалами с длинными страусовыми перьями разгоняли вокруг нее насыщенный ароматами духов воздух, так что даже за столом у подножия возвышения я чувствовала ее любимые запахи лаванды и лотоса.
– Почему бы нам не послушать будущую царицу Египта? – предложила она, и весь двор устремил взгляды на Исет, которая грациозно поднялась со своего места.
– Как будет угодно вашему высочеству.
Исет изящно поклонилась и медленно двинулась по залу. Когда она подошла к арфе, которую установили под возвышением, Рамзес улыбнулся. Он смотрел, как она усаживается перед инструментом, уперев деревянное плечо между грудей, а когда первые мелодичные звуки эхом разлетелись по залу, визирь рядом со мной пробормотал:
– Замечательно. Просто потрясающе.
– Музыка или девушка? – осведомился визирь Анемро.
Мужчины за столом обменялись понимающими смешками.
Накануне брака Рамзеса и Исет наставник Пазер попросил меня задержаться после того, как остальные ученики уже разбежались по домам. Он стоял в передней части классной комнаты, окруженный корзинками со свитками папируса и свежими перьями из тростника. В мягком свете полуденного солнца я вдруг заметила, что он совсем не так стар, как мне представлялось ранее. Его темные волосы были собраны в свободную косицу, а в глазах светилась такая доброта, какой я еще никогда не видела у него ранее. Но как только он знаком предложил мне сесть на стул напротив него, слезы стыда застили мне взор, не успел он произнести и слова.
– Несмотря на то, что ваша нянька позволяет вам сломя голову носиться по дворцу, словно необузданному дитяти Сета, – начал он, – вы всегда были лучшей ученицей в
Я опустила голову и пообещала:
– Я исправлюсь.
– Мерит сообщила мне о том, что вы больше не практикуетесь в языках. Что вы все время думаете о чем-то своем. Это все из-за того, что Рамзес женится на Исет?
Я подняла голову и смахнула слезы с глаз тыльной стороной ладони.
– Теперь, когда здесь нет Рамзеса, никто не хочет дружить со мной! Все ученики
Пазер нахмурился и подался вперед:
– Кто называл вас так?
– Исет, – прошептала я.
– Это всего лишь один человек.
– Зато все остальные думают именно так! Я знаю, что говорю. А в Большом зале, когда верховный жрец сидит за нашим столом под возвышением…
– На вашем месте я бы не забивал себе голову тем, что думает Рахотеп. Вы же знаете, что его отец был верховным жрецом Амона…
– И когда моя тетка стала царицей, они с фараоном Эхнатоном повелели убить его. Я знаю об этом. Поэтому Исет и настроена против меня, и верховный жрец против меня, и даже королева Туя… – Я поперхнулась слезами. – Они все настроены против меня из-за моей семьи. Почему мама назвала меня в честь еретички? – выкрикнула я сквозь слезы.
Пазер неловко заерзал на стуле:
– Она не могла знать, что и спустя двадцать пять лет люди по-прежнему будут ненавидеть ее сестру. – Он встал и протянул мне руку. – Нефертари, вы должны продолжить изучение языков хеттов и
– В качестве кого? – сдавленным голосом осведомилась я. – Женщина не может стать визирем.
– Да, не может, – согласился Пазер. – Но вы принцесса. С вашими знаниями чужеземных языков перед вами открываются разные пути. Вы можете стать верховной жрицей, переписчицей верховной жрицы, даже посланницей. – Пазер наклонился к корзинке и вытащил оттуда несколько свитков. – Письма от царя Муваталлиса к фараону Сети. Работа, от которой вы увильнули, пока оставались во дворце, делая вид, что больны.
Щеки у меня вспыхнули жарким румянцем, но, уходя, я напомнила себе о том, что в словах Пазера была правда. «Я – принцесса. Я – дочь, племянница и внучка цариц. Для меня открыты самые разные пути».