Нефертити

— Горит мщением? — вождь усмехнулся.

— Ещё как! — Озри тоже позволил себе улыбнуться.

— Я хочу, чтобы Азылык вернулся ко мне, — посуровев и сжав губы, проговорил самодержец. — Передайте ему, что я всё прощаю, абсолютно всё, он снова станет первым оракулом в Хатти, в битвы я его брать не буду, но мне важно, чтобы он был со мной в новом походе. Рядом. Чтоб направлял меня. Это будет мой последний и самый трудный поход. Скажите: мы столько времени были вместе, что глупо браниться да расставаться. Я всё прощаю! Ты слышишь, Озри?

— Я слышу, ваше величество.

Мне он нужен!

— А что за новый поход, ваше величество? Суппилулиума недоверчиво посмотрел на оракула. — Азылык может задать мне этот вопрос.

— Я упомянул о новом походе? — удивился вождь.

— Да.

— Скажи, что мы пойдём в Сирию, захватим Каркемиш, Халеб и другие города. Это прогулка, не больше. Скажи, что он будет иметь свою долю во всех богатствах, а за время похода я выстрою ему большой замок рядом с моим, и в Хатти его станут почитать вторым лицом после царя. Я поставлю ему памятник. Я сделаю всё, что он захочет. Передай всё, что я сказал, не забудь!

— Всё передам, ваше величество, — поклонился Озри.

— Ступай и попытайся с ним связаться! А также запиши всё, что я сказал, я поставлю свою печать и отправлю послание с нарочным. Передай, что прибудет ещё и оно, дабы Азылык мог поверить в честность моих слов. Ступай!

Озри поклонился, двинулся к двери, но, вспомнив о дурачке, неожиданно остановился.

— А что же делать с Вартруумом? Ведь он вернулся в Фивы убить оракула! И тот вашим словам не поверит.

— Ах, да, мы о нём забыли! — спохватился правитель. — Свяжись с ним и передай, чтоб немедленно возвращался!

— Но он может заартачиться...

— Скажи: не выполнит мой приказ, я повешу всех его родственников на площади пред дворцом! Пусть немедленно уходит из Фив! — взъярился Суппилулиума и, сжав кулаки, долго расхаживал по тронному залу, где теперь принимал своих подданных. — Как ты думаешь, Азылык согласится?

— Не знаю, — пожал плечами Озри. — Но, судя по тому, что болезнь вас отпустила, кассит не питает к вам зла.

— Я тоже об этом подумал, — кивнул самодержец.

Старый оракул вдруг увидел, как картины покорённых Фив, Мемфиса, других египетских городов проплывают в сознании правителя Хатти, и сердце прорицателя содрогнулось: он вспомнил о сыне и внуках, счастливо живущих в Мемфисе. Понятно, для чего правителю потребовался Азылык. Без оракула, знающего нравы египтян, полководцу будет трудно взять Египет.

— Ступай, и я надеюсь, ты вернёшь мне Азылыка!

Уже неделю Вартруум наслаждался покоем и пиршествами, которые он придумывал для Шуада. Последний будто этого только и ждал. Каждое утро слуги приносили то баранью ногу, то пару гусей, то козлёнка, то рыбы, оракул вступал в свои права, готовя такие блюда, под которые один кувшин вина сменял другой, и боль, жившая в сердце наставника, напрочь забывалась.

Фараон неделю назад уплыл в Ахет-Атон. Уплыл без предупреждения, неожиданно — Шуад пришёл во дворец, а там нашёл лишь горстку слуг, которые упаковывали оставшиеся вещи. Но фараон не забыл прихватить с собой все экземпляры книги, не оставив ни одного. Даже рукопись, с которой писцы переписывали, исчезла. Бывший жрец бросился к Илие, который также временно оставался в Фивах, чтобы продать часть зерна, запланированного к продаже на этот год, и проследить за погрузкой и перевозкой остального хлебного запаса; Шуад надеялся от него что-либо узнать, не мог же правитель уехать, ничего не передав своему наставнику, но первый царедворец лишь пожал плечами: о Шуаде они не заговаривали. Вот отчего внезапно разбилось его сердце. Властитель, поманив его поначалу надеждой, обласкав великими мечтами, теперь лишил даже куска хлеба. Раньше, являясь настоятелем храма Амона-Ра, он имел часть подношений, и немалую. Отказавшись по настоянию властителя от этого тёплого местечка, Шуад пользовался дворцовыми кладовыми, но теперь и их не стало. И что ему делать? К счастью, он всегда жил экономно, имел сбережения, которые сейчас бездумно тратил, устроив недельный пир с первым подвернувшимся бродягой, вырвавшимся из касситского плена.

— Козлёнка надо вымачивать дольше, чем барашка, его мясо жёстче, а значит, вино должно быть кислее, и тогда мы берём этот кусочек, кладём в рот, и он у нас тает во рту! — жуя и поднимая чашу с вином, рассказывал Вартруум.

— Хочешь быть счастлив, не дружи с правителем! — поддакивал захмелевший Шуад. — Запиши это изречение, я тебе его дарю!

— Верно! — соглашался оракул.

Несмотря на затянувшееся пирование, он узнал, что Азылык вечерами часто прогуливается вдоль Нила в сопровождении двух слуг, созерцая божественный закат на реке. Во время одной из таких прогулок и должно было произойти похищение кассита. Так придумал Вартруум, разработав свой план до мелочей. Оставалось лишь найти способных исполнителей и узнать, какую цену они запросят. Кое-что хетт сумел украсть у Шуада, который полностью доверил ему ведение хозяйства. Но этих средств было недостаточно.