Нефертити

— Я понял, — ответил Озри. — И я завидую тебе. Извини, что прислали нашего дурачка, Суппилулиума отозвал его назад, и он сейчас уже плывёт обратно, я только что проверял. Но если я доложу твой ответ самодержцу, какие бы доводы о твоей беспомощности я ему ни привёл, он всё равно взовьётся гневом и прикажет, чтобы я вернул Вартруума обратно за твоей головой. Я могу лишь оттянуть исполнение этого приказа и сделать так, чтобы он достиг на лодке Коппоса или Абидоса.

— Лучше Абидос, это чуть подальше от Фив.

— Договорились. Прощай, Азылык.

— Прощай, Озри.

Голос старого финикийца погас. Сейбу наполнил чашу, и Азылык, скривив губы, улыбнулся: Суппилулиума уже не тот. Нет той прыти, той мощи, той отваги, коли уже не хватает храбрости льва прыгнуть на слона и сразиться с ним. Конечно, и слон о трёх ногах. Начиная с Аменхетепа Второго, Египет не видел своего фараона впереди войска. Колесницы частью погнили, стрелы затупились, а военачальники нагуляли жирок. И правитель Хатти это хорошо понимает. Лишь две вещи его останавливают: дальность пути, а от Сирии он лежит через пустыню, и река. У него нет судов, и его воины не умеют сражаться на воде, а у фараона есть и речные силы, какие ловят воров и разбойников, купцов, не платящих пошлины, и многому обучены в ведении такого боя. Для этого ему и нужен был оракул, дабы тот предостерёг его от этих опасностей.

Но его отказ Суппилулиуму не остановит, таков уж был характер первого хетта. Таков был и Вартруум. Раз что-то они вдолбили себе в голову, их ничем не образумить. Разум тут бессилен. Но кассит из той же породы.

— Нельзя дважды утонуть в одном омуте, — произнёс вслух Азылык, и Сейбу, выпучив глаза, долго соображал, о какой услуге попросил его хозяин. От напряжения его тёмный лоб покрылся испариной. — Успокойся, это я не тебе, — пожалев слугу, промолвил оракул. — Пора нам с тобой подремать.

Вартруум прикатил в Абидос на следующий день к вечеру. За сутки он не держал во рту и хлебной крошки, а тут ещё Озри ошарашил его новым приказом царя хеттов: возвращаться и привезти голову Азылыка. Он причалил к берегу, купил пару лепёшек, молока и с жадностью набросился на еду, не обратив даже внимания на то, что козье молоко слегка горчит. От голода у прорицателя кишки выворачивало. Съев лепёшки и выпив молоко, он неожиданно почувствовал, как липкий сон обволакивает его, и, не сделав и шага, рухнул на землю. Ветхий старик, у которого Вартруум брал молоко и лепёшки, обменяв еду на осколок малахита, подозвал двух своих молодых сыновей, те быстро подхватили хрупкое тело незнакомца, уложили в свою лодку и увезли.

Оракул очнулся через два дня, почувствовав родной запах навоза и шумное дыхание лошадей. Приподняв голову и оглядевшись, он узрел стены, из которых когда-то благополучно бежал, и десяток тех же норовистых лошадей. На ногах у него были прежние колодки, а на шее висела петля, верёвка от которой крепилась к верхней поперечной балке конюшни. Благодаря этому пленник мог свободно передвигаться между стойлами, выгребать навоз, наполняя приготовленные для этого у порога корзины. Но едва он заходил чуть дальше, как петля резко затягивалась и заставляла возвращаться. Вскоре появился и старый хозяин, на кого Вартруум раньше работал.

— Теперь колодки снимать не буду, и петлю пришлось для тебя изладить, — громко цокая языком, с грустью выговорил он, мешая касситские и хеттские выражения. — Ты подвёл меня! Я к тебе как к сыну, а ты убежал! Ай, нехорошо поступил!

Поохав, он ушёл, не оставив ни еды, ни питья. Оракул с воплями кинулся за ним следом и чуть не удушил себя в петле, потеряв на миг сознание.

— Будешь так душить себя и не работать, пороть буду! — пригрозил хозяин и показал на жёсткие прутья, из которых обычно плели корзины. — Теперь никаких послаблений тебе больше не будет! Лучше смирись, иначе корм не получишь!

4

Нефертити разрешилась от бремени второй дочерью Макетатон. Царица была огорчена, она ждала сына, несмотря на то, что оракулы фараона, Хаарит и Сулла, ещё до родов предсказывали рождение дочери. Эхнатон ходил мрачный, и Сулла смело заявил, что наследник скоро появится, важно лишь соблюдать те дни, которые он специально рассчитает для царственной четы. Рвение молодого прорицателя было понятно: Хаарит всё больше старел, а Сулла рвался надеть мантию первого оракула, вот и делал столь рискованные заявления. Ведь если его пророчество сбудется, правитель будет вынужден его как-то отблагодарить. Прошло полгода, и царица снова понесла, что мгновенно приободрило прорицателя.

— Я верю, у вас будет наследник! — сразу же сказал он.

— Если это случится, мантия первого оракула ваша! — пообещал Эхнатон.