Нефертити

Всего две фразы, но Хаарит уже повсюду появлялся с Суллой и советовался с ним по любому поводу, точно первых оракулов было уже двое. Неожиданно Суллу чаще стали замечать в покоях Тиу, и мать-государыня мгновенно расцвела, помолодела; появлялся яркий блеск в глазах и румянец на щеках, когда она встречалась с оракулом на приёмах и больших обедах, на которые фараон раз в неделю приглашал первых сановников для обсуждения насущных дел в непринуждённой обстановке.

Фивы располагались на левом берегу Нила, Ахет-Атон на правом, и теперь солнце садилось в далёкие пески пустыни, что огорчило Азылыка больше всего. Чтобы хоть как-то восполнить эту потерю, он решил прогуливаться по утрам, встречая рассвет и наблюдая, как лилово-розовый круг солнца стремительно восходит над Нилом, разрушая ночь и объявляя новый день.

На одной из таких прогулок он встретил Нефертити и застыл, поражённый её красотой. Она явилась в сопровождении служанок и двух телохранителей. Девушки, окружив госпожу, своими телами старались прикрыть её от посторонних глаз, но Азылык силой своей воли сам привлёк взгляд царицы, и она, не понимая, что ею движет, подошла к оракулу.

— Вы звали меня? — растерянно спросила она, останавливая жестом телохранителей, которые готовы были броситься на неприятного морщинистого старика с узким тёмным лицом и выжженным, точно от зноя, сухим бесстрастным взором.

— Да, ваше величество, я — дядюшка Илии, первого царедворца, — церемонно представился он.

— Ах, так это вы! — обрадовавшись, заулыбалась Нефертити, и ласковая её улыбка невольно тронула очерствевшее с годами сердце оракула. — Наш первый царедворец часто вас вспоминает, расхваливая вашу мудрость, и мне давно хотелось с вами познакомиться.

Оракул смутился от её слов, не ведая о такой своей известности. Илия обычно отмалчивался, почти не рассказывая о том, что происходит во дворце, лишь однажды, выпив вторую чашу вина, признался, что новая их царица божественной красоты и видеть её всякий раз — радость и мука. В Фивах так и не поставили скульптуры Эхнатона и Нефертити, зато в новой столице они встречались на каждом шагу, и Азылык смог наконец-то узреть лик владычицы, невольно согласившись с племянником, ибо даже в камне она вызывала восхищение.

— Я имела в виду, что рядом живёт такой умный человек, как вы, а мы до сих пор не знакомы, — заметив его смущение, разъяснила царица. — Ведь я знаю, что благодаря вашим советам Илия завоевал такой авторитет среди сограждан. Ведь правда?

Её глаза так озорно блеснули, а румянец на щеках был столь нежен, что Азылык не удержался и кивнул. Он не смог ей солгать. Оракул взглянул на её живот, в котором зарождалось новое тело, увидел спящий плод и опустил голову.

— Вам не стоит так рано выходить на берег, — помедлив, сказал он. — Влага плохо повлияет на кожу... — с уст оракула чуть не сорвалось слово «дочери», но он удержался и добавил: — Будущего младенца. Я немного в этом понимаю.

— Но мне посоветовал наш оракул Сулла, чтобы первые лучи нашего бога Атона освещали зарождение моего будущего сына, — объяснила царица.

— Не стоит ему слепо доверяться, — осторожно заметил Азылык. — Он не повивальная бабка.

— Это правда, — улыбнулась она, приняв эти слова за шутку.

— Солнце уже поднялось, и я бы хотел посвятить вашего супруга в одну тайну, — неожиданно сказал оракул. — Только попросите его не откладывать наш разговор. Иначе он узнает обо всём слишком поздно.

Кассит шумно выдохнул, прощаясь лёгким кивком головы, развернулся и двинулся в сторону дома. Эта встреча так взволновала, обожгла его душу, что он не мог более продолжать начатый разговор. Азылык сам не ожидал от себя такой откровенности и столь решительных слов. Ещё выйдя из фиванской тюрьмы, оракул дал себе зарок: никогда не сближаться с властителями, вести жизнь молчаливого отшельника. И не только потому, что убоялся мести вождя хеттов, одним ударом приковав его на время к постели, но так и не сумев погасить его дикую злобу, — прорицатель устал от неблагодарности правителей, которая жестоко ранила чувствительное сердце кассита. Да, он был очень чувствителен, хоть и тщательно скрывал это. Чувствительный оракул — насмешка судьбы, хоть она, расщедрившись, и одарила его сполна. А тут словно ворон схватил его за язык, и, не зная тех восхвалений, которые обычно говорят дамам, он по глупости напросился на встречу. Зачем? А всему виной появление этой маленькой женщины. Доживая свою судьбу, он вдруг понял, чем она его обделила: он не знал ни материнской, ни супружеской любви. Не знал и не хотел знать. Но тут словно солнечный луч вонзился в клубок тьмы. Потому оракул и прервал столь грубо нынешнюю встречу, ибо чувства вдруг переполнили его, и он ощутил, что не в состоянии больше владеть собой. Впервые женская красота поразила провидца в самое сердце. И впервые он не ведал, чем это объяснить.