Нефертити – красота грядёт

Когда этот безудержный порыв прошёл, Нефертити помолчав, давая фараону осмыслить радостную весть, всё же решила напомнить, сколь печальное событие их ожидает. Сказала тихо, но властно:

– Наша малышка должна войти в царство Осириса, как подобает наследнице престола!

– Но у нас… – начал было фараон, но Нефертити ласково прикрыв его рот рукой, продолжала:

– Нужно приготовить усыпальницу, саркофаг и вместилище души, а также ушебти[42] и канопы. Хочу, чтобы это были проводы наследной принцессы!

– Но у нас нет золота на столь величественные приготовления, жрецы говорят: «Казна пуста».

– А казна самих жрецов не пуста? – в сердцах произнесла Нефертити. Брови сошлись над переносицей. – Храмы ломятся от богатств! Каждый день всё новые и новые подати придумывают жрецы Амона, но только золото плывёт не в царскую казну, а к этим пройдохам! А фараон просит золото у тех, кто ему подвластен! Скоро они скажут, что ты не сын Бога, а его пасынок, и люди поверят! Что тогда? Нельзя же вечно быть податливой глиной в руках слуг Амона, а заодно и всех остальных!

– Но что мы можем изменить? – Аменхотеп растерянно развёл руками. – Так было всегда и так будет!

– Нет! Хватит! – гневно произнесла царица, правой рукой рассекая воздух, будто отрубая голову змею Апопису.[43]. – Этому надо положить конец!

Она замолчала, задумалась… её взгляд следил за солнечным лучом, что скользил по золотым росписям на стенах тронного зала.

– Мы возвысим Атона! Бога солнечного диска!

– Что?

– Люди каждый день встречают и провожают его. Солнце! Если от вод Нила зависит плодородие земель, то от солнца – какими будут урожаи. Солнце может быть не только ласковым, но и грозным, всё испепеляющим! Атон…

– А Амон?!

– А что Амон?

– Амон ведь тоже олицетворяет Солнце!

– Чем? Бараньей головой?

* * *

Нефертити вновь замолчала, она видела – фараон поражён! Он и в самом деле был удивлён её напором, гневом и страстью, с какой она произносила крамольные мысли. И за подобную вольность, и за столь смелые речи он мог отправить её в гарем, как простую наложницу. Но, рискуя всем, Нефертити продолжала, отступить было уже не в её власти:

– Я понимаю – нельзя забрать у народа его веру в Амона, ничего не предложив взамен. Перемена должна быть значимая и легко объяснимая, только тогда люди поверят тебе и пойдут за тобой. Нельзя кричать: «Амон меня не устраивает, а больше всего не устраивают жадные жрецы Амона, и уж, очень хочется забрать у них земли, рабов, храмы и флот, который они себе выстроили». Нет, мы должны показать всем, что есть более сильный Бог! И он дарит жизнь.

– Но как? – шёпотом произнёс Аменхотеп, испуганный натиском жены.

Часто долгими ночами они говорили с Нефертити об этом, но это как вода в песок – поговорили, а наутро забылось, до следующего раза, когда приходилось просить золото у жрецов.

Он внимательней посмотрел на неё. Что-то в Нефертити изменилось, произошла какая-то перемена. «Неужели смерть дочери так подействовала на неё и стала последней каплей, переполнившей сосуд ненависти к жрецам? И как она хороша: решительна, уверена! Странно, но горе преобразило её, она стала ещё прекраснее!» – думал фараон, искоса поглядывая на жену.

– Как? – она задумалась.

Солнце каждый день восходит на востоке, проходит свой путь, одаривая светом и теплом. Уходит величественно, как подобает богу, без спешки и суеты всегда – на западе, в стране мёртвых. И если остановить солнце невозможно и прекратить его вечный путь тоже невозможно, то как доказать, что его ведь может и не быть! А нет солнца – нет и самой жизни!

– О, если бы однажды оно не взошло в назначенный час, вот бы переполох начался! – мечтательно произнесла Нефертити, глаза засветились нездоровым блеском…

И этот блеск, и румянец на её щеках пугали Аменхотепа… Он не смог вымолвить даже слова в ответ…

* * *

В тронный зал вбежал и пал ниц Мери-Пта.[44]. Толстый, как нильский гусь, с жёлтыми нездоровыми зубами и маленькими бегающими глазками. Он был чати, правой рукой ещё у Аменхотепа III, а затем достался его сыну по наследству.

Фараон подал знак, чтобы тот поднялся и говорил.

– Да будет светел твой путь, приносящий нам радость, Владыка двух корон – короны Нижнего и Верхнего Египта. Я узнал о горе, которое опустилось на твой дом. Мы все любили малышку, да встретит её благосклонно Осирис. Да будет путь…

– Не тяни, говори, что еще случилось? – повелел Аменхотеп. Фараон знал: коль Мери-Пта начал с хвалебных песен, то жди беды – или кочевники одолевают дальние номы, или голод грозит всей стране. – Говори!

– Горе укрыло своими крылами не только дом фараона, да будет он жив, цел и здоров, но и все необъятные земли… – продолжал стенания чати.

– Говори! Или скормлю тебя крокодилам!