Нефертити – красота грядёт

Подобные вопросы привели его в храм бога Хонсу. Годы провёл он за свитками великого Имхотепа, изучая папирус за папирусом и постигая тайны врачевания.[38] «Если боль в животе, дай больному чёрствый заплесневелый хлеб, что хранится в подвалах храма. А если нужно остановить кровотечение, то, смазав рану мёдом, приложи к ней сырое мясо»…

Вскоре слух об умном враче, который часто говорит: «Я это могу вылечить!» – разлетелся по всему ному. Он стал знаменит и богат – большой дом, много слуг, рабов и даже значительный гарем. Слава и уважение окружили его, он стал почётным гостем на любом торжестве, и сам того не заметил, как пристрастился к вину. Жёны недолго терпели постоянно пьяного мужа – они выгнали его из дома. Его дома! Пришлось вернуться в храм и жить по-старому, но теперь он уже не мог жить без вина. Излечив очередного больного, с тоской думал, почему он всех лечит, а излечить свой, казалось бы, простой недуг не в силах. Каждое утро давал себе зарок не пить, а к вечеру нарушал его, находя радость лишь в вине. «Что есть жизнь? Мгновение! Так пусть оно будет сладостным!» – изрекал он, наполняя чашу вином.

Так и доживал старик-врачеватель отведённую ему земную череду лет: позовут принять роды или промыть желудок – придёт, поможет, и платой ему была тарелка полбы да кувшин вина.

Жёны и дети отвернулись от него, лишь старшая дочь не оставила отца. Она жила с ним в храме, изучала его ремесло и помогала ему в работе. И с каждым днём радовала старика всё больше.

– Раньше я говорил: «Учись дочка, пока я жив», а теперь мне впору самому учиться у тебя. Помни: номархи, жрецы, фараоны понесут своё золото к твоим ногам, лишь бы ты продлила им жизнь! Они будут целовать тебе руки только за то, что произнесут твои уста: «Я могу это вылечить».

Но как бы хорошо она ни лечила, гадание у неё получалось всё же лучше. Она словно видела человека насквозь и видела, что с ним произойдёт через миг или через много-много лет. Посмотрит на человека и скажет, что ему предстоит, как в воде видит. Одно плохо – что ни увидит в той воде, то и скажет. А кому приятно услышать нерадостное, хоть и правдивое предсказание? Вот и получалось – кто щедро заплатит, а кто и камнем запустит, тут только успей убежать.

Как старик ни упрашивал дочку не говорить всю правду, ну хотя бы приукрашивать немного, та всё равно поступала по-своему.

«Вот и сейчас вещает всё как есть! Девчонка в обморок упала и теперь вон дрожит, как камыш на ветру, боится! Но как горда и как красива, – думал старик, не отрывая взгляда от Нефертити. – Как красива!»

– Ты, не слушай её. – Он покосился на дочь. – Самое лучшее, что ты можешь сделать, это нарожать как можно больше детишек. У такой красавицы, как ты, должно быть много очаровательных малышей. И не расстраивайся, если это будут девочки, ведь не власть же им наследовать… А так получишь ещё немного золото за дочек, как подрастут… – Он осёкся… Что-то промелькнуло в глазах красавицы, как будто страх или, нет, гром и молнии забушевали в её потемневшем взоре.

Дочка с силой ткнула его локтем в бок.

– Да я так, только сказать хотел… Я ничего… – зашамкал беззубым ртом старик, понимая, что сказал лишнего.

А Нефертити после его слов будто душой ушла в себя, как черепаха втянула голову в прочный роговой домик, прячась от опасности, и замерла. «О, если бы он знал, этот старик, как близок он к истине: мои дочки – наследные принцессы! Можно иметь много детей, но только сын принесёт мне уверенность в завтрашнем дне», – думала она, глядя на коротенькую тень, которую отбрасывала её фигура.[39].

Фивы. Три дня спустя, после праздника в городе и гадания Нефертити

Нефертити стремительно вошла в тронный зал, Аменхотеп сидел, склонив голову, руками закрывая уши.[40] Плечи его подёргивались. Фараон плакал. Она присела, нежно обняла мужа, прижала к себе, и как мать большого ребёнка, стала гладить его голову.

– Свет моих глаз! Сердце моё, у нас ещё будут дети…

– Как ты… как ты можешь так говорить? Ведь никто не сможет заменить… – проговорил он, всхлипывая, осёкся, и, заглянув в глаза жены, прищурившись, спросил, – Неужели ты не любила малышку?

– Владыка моего сердца, я любила нашу девочку так, что отдала бы всё, чтобы вернуть её, но я знаю, никого не вернуть с Западного берега, а нам надо продолжать жить… и давать жизнь другим.

– О чём ты, Ласкающая мой слух, говоришь?

– О том, что ты снова станешь отцом, не успеет Сопдет ещё раз взойти над тобой.[41]

– О, Лучезарная! – Аменхотеп так стремительно выпрямился, подхватил её на руки, закружил, что она от неожиданности взвизгнула и засмеялась. Горе сменилось пусть небольшой, но радостью.

Такова душа человека: она не может долго страдать и за любое проявление жизни хватается с неукротимой силой.