Нефритовый Глаз

– Я рада, что у тебя наконец налаживается жизнь, – сказала Сестрица Хуэй. – Ужасы, через которые ты прошла в министерстве, не для твоей тонкой натуры.

Мэй кивнула и попыталась улыбнуться.

Дорожка раздвоилась, обегая холм. Женщины сошли с нее и начали взбираться по склону, отчего обеим скоро стало жарко.

– Ну и пекло! А ведь еще не лето! В этом году явно что-то перепуталось на небесах!

Сестрица Хуэй запыхалась. Мэй чувствовала под ногами сухую ломкую траву. С верхушки холма им открылась лужайка в долине. На ней расположилась компания отдыхающих.

– Сюда мы приезжали обмывать наши дипломы, – сказала Сестрица Хуэй, подставляя лицо ласковому солнцу. – Помнишь?

В центре лужайки валялась большая мраморная раковина, когда-то украшавшая резную чашу древнего фонтана. От ее гладкой белой поверхности отражались солнечные блики.

– Конечно! – негромко произнесла Мэй.

Ей вдруг отчетливо вспомнился тот день. Они сидели, курили сигареты и пели. Чижик Ли подыгрывал на гитаре. Япин читал свои стихи…

– Давайте спускайтесь! – крикнул кто-то из компании на лужайке, и Мэй очнулась от грез.

– Это Толстяк! – Сестрица Хуэй помахала рукой, и они зашагали вниз по склону.

Чижик Ли сидел с сигаретой во рту, бренчал на гитаре и время от времени отхлебывал пиво из банки. Он показался Мэй еще меньше и худосочнее, чем прежде. Чижик Ли всегда казался старше своих лет, а теперь и вовсе поблек.

– Опаздываете!

– Это принцесса виновата! Я ее ждала! – Сестрица Хуэй ткнула пальцем в сторону Мэй и повалилась на подстилку.

– Сестрица Хуэй! – смущенно запротестовала Мэй.

Толстяк поздоровался и предложил выпить. Мэй выбрала минералку.

– Как живешь, Ли? – подсела она к Чижику, и тот густо покраснел.

Все знали, что Чижик Ли издавна питал к Мэй нежные чувства.

– Уезжаю в Шэньчжэнь. Обрыдли мне уже и Пекин, и агентство новостей «Синьхуа»!

– Что? – удивился Толстяк. – Ты мне ничего не говорил! С ума сошел? Решил променять информационного гиганта на захудалую провинциальную газетенку?

– Гигант гигантом, а зарплата мизерная. И квартиры не дождешься. После университета мы рвались на работу в крупные организации, а теперь все упирается в деньги. Кто богат, тот и личность. Вот стану главным редактором и тоже буду заколачивать большие бабки!

– Чудак ты! – Сестрица Хуэй открыла банку пива «Циндао». – Что такое деньги в сравнении с властью? Когда Мэй работала в министерстве общественной безопасности, то жила в прекрасной однокомнатной квартире, пользовалась служебными автомобилями и обедала в лучших ресторанах. И при этом не была богатой. Посмотри на директора вашего агентства. Ему не надо никакого богатства! Он и так получает по должности все, что душа желает!

– Ну, мне-то никогда не стать генеральным директором «Синьхуа»! Нужно обладать особым умением, чтобы взобраться на верхушку служебной лестницы! Нет, это не для меня. Я стану богатым! И куплю себе на свои кровные и собственную машину, и собственную квартиру!

– А я обойдусь и без машины! Мне бы только крышу над головой! – печально вздохнул Толстяк. – У нас в «Пекинской газете» еще хуже, чем в «Синьхуа». Не то что квартиры – комнаты в общежитии не дают! Уже четвертый десяток разменял, а все еще живу у родителей. Я так и сказал свахам – моя будущая жена должна работать в таком ведомстве, где обеспечивают служебной жилплощадью.

– В Шэньчжэне и других особых экономических зонах такие специалисты, как мы, смогут приобретать квартиры в личную собственность! – Чижик Ли затянулся сигаретой и выпустил облако дыма.

– А как же твоя пекинская прописка? – спросила Мэй. – Ты ее потеряешь, если переедешь в другой город на постоянное жительство. Неужели не захочешь вернуться?

Мэй огорчилась за Чижика Ли, который всегда был безнадежным романтиком и постоянно страдал из-за этого. Он часто в душевном порыве совершал необдуманные поступки, а потому никак не мог ужиться в прагматическом китайском обществе. Мэй испытывала к нему родственное чувство. Они оба чурались окружающих, хотя и по разным причинам. Чижик Ли боялся общественного неодобрения и неприятия, поскольку это лишало его психологического равновесия. А Мэй считала, что ее никто не понимает, но при этом посылала всех к черту.

– Кто это не захочет вернуться? – прогремел чей-то бас за ее спиной.

Все обернулись и увидели возвышающуюся над ними почти двухметровую фигуру Гуана с испачканным сажей лицом. Ему, по обыкновению, пришлось возиться с переносным примусом, чем он и занимался, спрятавшись от всех за мраморной раковиной.

– Да вот, Чижик Ли уезжает в Шэньчжэнь, – пояснил Толстяк, сокрушенно качая головой.

– И правильно делает, – заметил Гуан, садясь и отгоняя дым от сигареты Чижика Ли обратно ему в лицо. – Наконец-то ты окажешься среди людей твоих габаритов! – засмеялся он собственной шутке.

Чижик Ли был самым маленьким в их группе, хотя родился в краю великанов – в северной провинции Дунбэй.

Сестрица Хуэй шлепнула Гуана ладонью по спине:

– Не будь ослом!

Тот словно не почувствовал удара и опять засмеялся.