— И солгал бы еще, если бы это помогло повторить то, что здесь произошло, — сказал он, лаская кожу уже её живота.
— Пойдем скорее, — раздраженно вздохнула Гермиона, откидывая его руки. Она резко вскочила и начала искать свое белье. Через секунду опомнившись, она схватилась за палочку и уже через пять минут была одета.
Гарри все это время лежал на кровати и не сводил серьезного взгляда с Гермионы.
— Гарри, — возмущенно кинула она ему рубашку, — одевайся!
— Я не подкладывал тебя под Рона, — вдруг заговорил он, усаживаясь на кровати. — Сама мысль об этом вызывала во мне жгучее желание покалечить его. Я правда думал, что ты его любишь, а наша с тобой ночь — лишь следствие стресса.
Гермиона замерла с брюками Гарри в руках, внимательно его слушая.
— Это так, — кивнула она. — Но та ночь дала нам возможность понять, кто мы на самом деле друг другу.
Гарри вскочил и, полностью обнаженный, стиснул Гермиону в объятиях.
— Я идиот. Я думал, что поступаю правильно. Ведь мне прочили смерть, да и ты целовала Рона.
— Это он целовал меня, — хрипло проговорила Гермиона и выдохнула, когда Гарри отпустил её. — Слушай, а мы может потом все обсудить, а сейчас пойти к французам?
— К манускриптам, ты хотела сказать, — улыбнулся Гарри.
— Да какая разница, одевайся!
Гарри весело улыбнулся и быстро натянул на себя одежду.
— В каком они номере?
— В соседнем, — сказал Гарри, застегивая мантию.
— Что? — вскричала Гермиона и резко перешла на шепот. — Они все слышали?
Гарри посмотрел на нее, как на идиотку.
— Да, кричала ты знатно, — ухмыльнулся он, за что и был награжден толчком в бок. — Да все нормально, заглушающие заклинания на месте.
Гермиона улыбнулась и повернулась к выходу, поднимая с пола свою бисерную сумочку, от чего её узкая юбка задралась. Она сделала несколько шагов вперед и уже занесла руку, чтобы открыть дверь, как Гарри вдруг шепнул ей на ухо:
— Мне понравилось то белое платье. Ты в нем очень красивая.
Гермиона резко развернулась и ахнула, когда он впечатал её в дверь, сразу приподнимая над полом и задирая юбку.
— Думаю, август самый лучший месяц для венчания.
— Согласна, — промычала она, распахивая мантию Гарри и вытаскивая его рубашку из брюк.
Адаптация сцены из романа Джанет Дэйли "Разбойник"
Без слов
Проснувшись после победы в Больничном крыле, Гарри осознаёт, что жив и что ощущает вполне конкретные желания к вполне конкретной девушке, которая мирно спит на соседней кровати. Или не спит?
День медленно подходил к концу. Солнце лениво окрашивало землю яркими розовыми и жёлтыми красками заката, и только несколько лучей ещё пробивались в тёмное, тихое помещение Больничного крыла, где отдыхали три национальных героя.
Мадам Помфри ещё раз проверила, всё ли у них в порядке, и покинула свои владения, чтобы продолжить наблюдение за остальными ранеными, которых принесли из Большого зала и прилегающих территорий. Целый год боевых действий наконец подошёл к концу и победные залпы прогремели в конце 1999 года в Хогвартсе, где и состоялась финальная битва Волдеморта и Гарри Поттера.
Тишину отдельной палаты нарушало лишь тихое сопение спящих, но Гарри не спал.
Он немигающим взглядом смотрел в потолок, украшенный огромной люстрой с маленькими свечками и лепниной, но вряд ли видел хоть что-то — он находился на самой грани безумия.
Его сущностью владело множество эмоций, но самой главной из них была злость. Злость на самого себя.
Война закончилась, добровольцы уже приступили к уборке груд мусора, тела мёртвых отделили от живых, а самых тяжёлых раненых отправили в Мунго. Всё прошло как в тумане: поздравления, похвалы, скорбь по погибшим. Вот только Гарри думал лишь об одном.
«Я должен был умереть, но выжил!»
Гарри готовили к самопожертвованию с самого его рождения, тренируя, дрессируя и воспитывая. И он сделал то, что должен был — он пошёл умирать. И все его соратники подозревали, что он избранный, что он должен пожертвовать собой. Кто-то знал доподлинно, а кто-то только предполагал.
И она предполагала. И Рон предполагал.
Гарри потянулся за очками и повернул голову вправо, чтобы посмотреть на Гермиону Грейнджер. Подруга мирно спала. Её лицо было спокойно и расслаблено, наверное, впервые за много дней и месяцев. Гарри знал это доподлинно, потому как не раз наблюдал за её сном, и если раньше её тело, бывало, сотрясала дрожь, а дыхание было рваным, то сейчас её, пожалуй, можно было принять за умершую.
Но она жива. И он жив. Хотя не должен был выжить.
И теперь на извилины в его голове уселась назойливая мысль, обиженно скрестившая руки на груди и топая маленькой ножной. Мысль о том, что теперь всё может быть иначе. Он знал, всегда знал, что ему не суждено выжить, и отдал Гермиону Рону. Не стал препятствовать их отношениям: смотрел, как они ссорятся, мирятся, ревнуют. Он не вмешивался, потому что знал. Он умрёт.
Но он выжил, и выжила она. И что теперь? Теперь-то что?
Вот она — лежит, красивая до одури, нежная, смелая, настырная и надоедливая, но его. Ведь его же?