И вот случилось нечто крайне неожиданное и неприятное. В одном из западных городов нашелся издатель газеты, заинтересовавшийся этим скандалом, возникшим на почве заключения с правительством нефтяных договоров. К нему явился как-то один из маленьких нефтепромышленников, у которого сохранялись какие-то старые права на Саннисайдский участок, и издатель, заключив с ним условие, по которому они должны были разделить «барыш» пополам, обратился к Верну и предложил ему уплатить миллион долларов. Верн послал его к черту, а в результате на первой странице этой газеты появилась статья, разоблачающая самый крупный случай в истории воровства общественных денег. И это появилось не на страницах какого-нибудь маленького неизвестного листка социалистической прессы, но в одной из наиболее распространенных газет страны, и копии этой статьи имелось в виду послать всем членам конгресса и всем газетным издательствам. Получалось нечто совсем из ряда вон выходящее! Мистер Росс с Верноном и другими компаньонами организовывали спешные конференции и переживали целый ряд душевных агоний; в конце же концов им пришлось пойти на все уступки и заплатить старому пирату целый миллион долларов, после чего его газета немедленно потеряла всякий интерес к общественному благосостоянию.
Банни во времена своего отрочества читал рассказы капитана Майн Рида, и ему вспомнилась одна сцена: зимородок (птица-рыболов) держит во рту рыбу, готовый ее проглотить, и в этот момент быстрый орел стрелой падает с облака и выхватывает у него добычу. Нечто подобное происходило теперь и в нефтяной игре.
VII
Банни без всякого удовольствия думал о поездке в «Монастырь». Но Ви требовала, чтобы он продолжал там бывать, и всячески его уговаривала и убеждала. Аннабель была так мила и добра, и ей будет так больно, если из-за этих политических несогласий они порвут свои дружеские отношения. Банни отвечал, что он знал Верна и представлял себе его настроение. Он должен был быть зол, как черт. И от него, разумеется, нельзя было ждать, чтобы он в таком случае был мало-мальски тактичен и внимателен со своими гостями. Но в конце концов Банни все-таки пришлось уступить.
Когда вы бывали в обществе и отказывались от вина, то это всегда вызывало разговоры о запрещении спиртных напитков. Так же точно всякий раз, когда вы не присоединяли своего голоса к хору негодующих голосов, осуждавших деяния старого вашингтонского сенатора, взбунтовавшегося против существовавшего порядка вещей, то вас тотчас же причисляли к разряду тех, кто сочувствует всем бросателям бомб. Маленькая кучка красных в конгрессе протестовала против законодательства, желательного для богатых, и за каждым обедом, за которым присутствовал Вернон Роско, речь неизменно заходила о них. Так было и в тот раз, когда за обедом присутствовал Банни. Когда знаменитый Шмульский спросил что-то по поводу деятельности красных, Вернон ответил:
– Спроси Джима-младшего – он их друг-приятель.
– Ни слова о политике, – прервала Аннабель. – Я не позволю, чтобы кто-нибудь надоедал моему Банни.
Поздно вечером Харви Мэннинг, совсем уже пьяный, сел к Банни на колени и, с внушительным видом грозя ему пальцем, спросил:
– Ты ведь не скажешь им обо мне, нет?
– Кому это им, Харв?
– Этим твоим красным друзьям… Ничего не говори, смотри! Мой нефтяной дядя сказал, что если я еще раз напьюсь, то он вычеркнет меня из числа своих наследников. Только «им» ты этого не говори.
Из этого Банни понял, что его близкие отношения с «врагами» служили темой разговоров всех обитателей «Монастыря».
VIII
Вернувшись в Энджел-Сити, Банни отправился вместе с Рашель Мензис на митинг Лиги южных социалистов. Раз в неделю в темном небольшом помещении двадцать пять – тридцать юных представителей рабочего класса читали вместе газеты и обсуждали политические и экономические проблемы и рабочее движение социалистической партии. Рашель пользовалась большим влиянием в этой организации и в силу того, что она получила университетское образование, и потому еще, что она приводила с собой «товарища Росса». Даже те из молодежи, в которых классовая сознательность была развита особенно сильно, не могли не испытывать известного возбуждения от присутствия на митинге молодого миллионера, который так горячо сочувствовал рабочим и помогал брать на поруки заключенных.