Нефтяная Венера

Ваня потащил картину к своему тайнику, индийскому лоскутному ковру. В свое время я привез его родителям в подарок. Купил в Бомбее у тамошней цыганки. Мама с помощью молитв сняла с ковра отрицательные программы и наговоры, после чего повесила в Ванину комнату. Яркие пятна полезны для развития, а ковер сплошь состоит из разноцветных обрывков старых сари. Грязно-розовые, сине-зеленые, золотые, шафрановые. Мир фантастических растений, солнц и звезд, колосьев, корон и турецких «огурцов». Есть узоры, похожие на меловую обводку на полу вокруг трупа с кроличьими ушами. Мне нравятся квадратики, перекрещенные из угла в угол, наподобие флага военно-морского флота. Только здесь вместо белого поля и голубого креста поле красное, расшитое солнцами с кудрявыми лучами, а крест из салатовой ткани в блестках.

В швах между лоскутами ковра прячутся молнии, застегивающие потайные кармашки. Мама их сделала специально для Вани. Однажды, воспользовавшись тем, что Ваню осматривает врач, я не удержался и торопливо изучил его сокровища. В одном кармане – коллекция конфетных фантиков и бутылочных этикеток, в другом – темная винтовочная гильза и человечки из шоколадных яиц с сюрпризом, в третьем – собрание колесиков от игрушечных машинок (сами машинки Ваню почему-то не интересуют). Отдельно лежит полароидная фотография, мои родители с Ваней. На обратной стороне надпись печатными большими буквами «госпади зделай так штобы мама с папой были в раю зарание спасибо».

За счет содержимого ковер весит килограммов пять. Ваня просит меня не подглядывать, но я-то знаю, что он попытается засунуть картину в самый большой карман.

– Не получается! – раздается вскоре его жалоба.

– Помочь? – Я тактично не поворачиваюсь.

– Помоги!

Он уже успел бесцеремонно сложить холст пополам. Место сгиба тщательно разгладил толстым англо-русским словарем. Так что теперь, если картину развернуть, будет видна складка, как на простыне, высохшей на веревке. Помогаю впихнуть краденый шедевр в цветастое тканевое лоно.

– Сделал дело, гуляй смело! – Ваня удовлетворенно потирает ладошки.

* * *

Болезнь у всех проявляется по-разному. Ванин случай, если можно так выразиться, не самый тяжелый. Ваня не безнадежно туп, и можно даже сказать, что он симпатяга. Не будь у него одной лишней хромосомы, от поклонниц не было бы отбоя. Пухловатый зеленоглазый блондин с надменным, по неизвестной причине, лицом. Цветом волос в свою мать – у Лены была шикарная грива. Он смотрит по сторонам, будто король, даунский Зигфрид. Однако это выражение легко меняется на озорную улыбку человечка, сожравшего втихаря праздничный торт. В его облике немаловажную роль играет язык, который он так и не научился держать исключительно во рту.

Ваню нельзя оставить одного, его надо укладывать спать. Его нельзя отправить в магазин. Он не может даже кашу сварить. Если мы уходим из дома больше чем на час, на всякий случай надеваем подгузник. А еще он удивительно похож на Лену.

Не в том смысле, что у нее черты дауна, но кажется, будто он – ее копия, сделанная пьяным скульптором. Кстати, с ней мы с тех пор даже не созванивались. Я набрал однажды номер, но, прослушав пару гудков, положил трубку.

Мозг у Вани набит знаниями двух видов. Первые относятся к материнским теориям о Боге, ведьмах, молитвах, ясновидящих и карме. Вся эта катавасия из верований мирно уживается с отцовскими походами в музеи, чтением вслух стихов и романов. Оценивая окружающий мир, Ваня берет то одно, то другое познание и уверенно прикладывает к любой ситуации. А еще время от времени он получает советы от ангела.

Он боится террористов, чеченцев и женщин-шахидок. Общественная истерия по поводу враждебных брюнетов в черных балахонах получила в его мозгу своеобразное преломление. Темные силы вроде ведьм слились с шахидками, превратившись в нечто единое, смертельно опасное.

Ваня научился узнавать меня только к восьми годам, до этого боялся, как и прочих чужих. Папа с мамой хранили тайну, не говорили Ване, что я его отец. Но переубедить его удалось легко.

– Как у меня может быть два папы? – недоумевал он поначалу.

– Может, Иван. В жизни и не такое бывает. Один папа теперь у Бога, а другой вот он, – убеждал я, тыча себя в грудь.

– А что скажет тот папа? – Ваня указал пальцем вверх.

– Мне ангел сказал: он не против…

Услышав про ангела, Ваня посмотрел на меня с уважением и больше вопросов не задавал.

Оля, для длинных ног которой я еще недавно отодвигал пассажирское сиденье, один раз увидела Ваню и больше не появлялась. Дала понять, что такая жизнь ей не подходит. Да и отмена Майами сильно ее обломала.