Нефтяная Венера

Углубляемся во дворы серых панельных домов. От мусорных баков в подвал юркнула крыса.

– Смотри! Крыса! – радостно вскинув руку, веду пальцем следом за зверьком.

– Где, где?!

– Вон!.. убежала…

– Я не увидел, – сокрушается Ваня, словно явление крысы было Вторым Пришествием.

– Не парься, еще увидишь!

– А где крысы живут?

– В подвале. Стены такие тонкие, как вафли. Крысы прогрызают и селятся.

Стены пятиэтажек на самом деле напоминают старые, замызганные вафли. Бетонные панели облицованы кафелем. Швы между панелями выделяются темной замазкой, похожей на заплесневевшую вафельную начинку. Малюсенькие балконы кренятся под весом хлама. Старые автопокрышки, лыжи, вышедшие из строя холодильники. Снаружи к балконным ограждениям приторочены тазы и санки. На одном на бельевой веревке висит шкура зебры. Уж не водятся ли поблизости кроме крыс еще и зебры?

Некоторые балконы украшены попытками хозяев их застеклить. Кособокие рассохшиеся рамы, не подходящие по размеру друг к другу, высотой в половину окна, часто без стекол. За окнами кухонь свисают авоськи с продуктами. Вороны норовят стащить эти припасы, и тогда неопрятные толстухи или мужики в несвежих нижних майках распахивают окна и шугают птиц.

У подъезда спят несколько автомобилей. Один-два на ходу, остальные – вросшие колесами в грязь и накрытые, будто саваном, истлевшим брезентом.

– Пап, а правда, Москва самый красивый город на земле?

Я оглядываю мир вокруг себя.

– Ну… – вопрос меня огорошил. – Может быть, не самый, но один из самых точно…

Молча идем дальше. Ваня никогда не видел других городов. Я видел. Я понимаю, что окружающая грязь и нищета никак не вяжутся с красотой, но что-то во всем этом есть. Что-то противоречивое, парадоксально красивое, как нефтяная Венера. Только это не совсем красота, это любовь. Не к городу, не к стране. Просто любовь, любовь вообще.

Я иду с Ваней рядом, и внутри меня разливается это чувство. Любовь к брошенным «Жигулям», чей хозяин давно умер, к заплесневелым швам между вафельными панелями, к авоськам за окнами. Впервые на меня нахлынула любовь к миру. Без оговорок. Просто любовь.

* * *

Найдя нужный дом и подъезд, я поручил Ване нажать одновременно три замызганные кнопки кодового замка. Когда ему удалось с этим справиться и язычок щелкнул, я потянул коричневую железную дверь. В подъезде пахло протухшей водой, а может, мертвыми крысами, разлагающимися в подвале.

Поднимаюсь, перешагивая через ступеньки, Ваня повторяет мои движения. Вот и третий этаж, дверь, простеганная ромбами черного дерматина. Звонок музыкальный.

– Федор? – женский голос через дверь.

– Федор и Ваня! – крикнул я.

Замки повернулись, на пороге стояла полная брюнетка в расписном халате.

– Как добрались?

– Нормально.

– У нас тут разлом в энергетической коре проходит. Сильное поле по ногам бьет. Чай, кофе?

– Спасибо, перед выходом попили, – отказался я.

– Тогда пройдемте, – Ирина пригласила в комнату.

Жарко, запах вчерашнего супа. Окна заклеены, форточек нет. Ирина не проветривает. Темная «стенка» с телевизором, десяток потрепанных женских романов на полке, ваза с павлиньим пером, раскрашенная фотография семейной четы с застывшими лицами, софа.

На софе лежал человек, накрытый тюлевой занавеской.

По спине пробежали мурашки. Не оборачиваясь, Ирина дала привычное пояснение:

– Муж… два года назад заснул. Смещение энергетического двойника плюс кармические грехи… кое-какие обязательства у него из прошлой жизни.

– А… – протянул я и посмотрел на Ваню. Мог бы предупредить, он же здесь бывал. У Вани серьезное лицо, будто на церковной службе.

– Итак, какие ко мне вопросы? – перешла к делу Ирина.

– У нас оказалась чужая вещь… случайно… мы бы хотели ее вернуть… и не знаем, что делать… у нас неприятности начались, думаем, из-за этого… – немного запинаясь, разъяснил я.

– Вещь с собой?

– Э… да… как вы просили… Вань, доставай. – Ваня извлек из пакета сложенный холст, гордо развернул и встряхнул, как встряхивают скатерть, расстилая на столе. На лице Ирины ничего не отразилось.

– Сейчас я проведу сеанс. Прошу слушать меня беспрекословно и не задавать вопросов.

– Конечно… – Я кивнул несколько раз.

Ирина усадила нас на стулья, зажгла свечи, положила перед собой картину, взяла в руку пирамидку на веревочке, закрыла глаза и спросила:

– Маятник, можно к тебе обратиться? Если да, качайся по часовой стрелке.

Маятник завертелся, сначала медленно, потом быстрее. Рука Ирины не двигалась, сквозняка никакого, маятник крутился против часовой стрелки.

– Что такое? Не хочешь, устал? – ласково спросила Ирина маятник. – Ну, ничего, отдохни. – Она подержала пирамидку в кулаке, подула на нее.

– Придется по-другому. Сейчас я разденусь, не пугайтесь, мне будут нужны ваши руки, – не успела она договорить, как халат оказался на полу. Ваня замычал неопределенно, видимо, таких номеров ясновидящая раньше не выкидывала. Я постарался сохранить выдержку, хотя это не просто, когда перед тобой стоит крупная, абсолютно голая тетя позднебальзаковского возраста.

– Руки, – скомандовала Ирина.

– Мою? Пожалуйста… Моей достаточно? А то Ваня э… для него это… необычно.