– А ты что здесь делаешь?! – вместо приветствия спросила шатенка. Губа у нее все еще распухшая. Припудренная.
– Это моя квартира.
– Вы знакомы? – заволновалась риелторша и даже забыла предложить Софье Георгиевне надеть на сапожки бахилы, чтобы не пачкать пол. Как часто люди задают вопросы, касающиеся очевидных, уже свершившихся событий. Ясно ведь, что мы знакомы.
– Заходите, – пригласил я. Мог бы выгнать их вон, но вспомнились слова Вани «она красивая». Да и деньги нужны.
Шатенка напряженно переступила порог, осматривается.
– Окна куда выходят?
– Во двор.
– Вижу, что не на Елисейские Поля. Сторона света какая?
– Восточная. Солнце по утрам.
– Что-то его не видно.
– Сейчас полпервого.
Шатенка явно не может сосредоточиться на достоинствах и недостатках квартиры. Взвешивает, стоит ли со мной связываться. Какую пользу она из этого извлечет. Аж слышно, как микросхемы в ее голове скрипят.
– Так и будете сдавать, без мебели? – на «вы» перешла.
– Да.
– Ремонт?
– Если хотите, можете сами делать.
Какая ей разница, солнечно здесь или нет? Зачем мебель? Она же под склад квартиру ищет. Не буду иметь с ней дела. Мы еще с правами на могилу не разобрались. Могила могилой, а деньги сейчас нужны. До этой такие рожи приходили, абсолютно неподходящие. Если ей подойдет – соглашусь.
– Ну, как вам, нравится? – волнуется риелторша.
– Надо подумать… – рассеянно ответила шатенка.
– Я вам позвоню, – бросила на прощанье риелторша.
Надоело ей со мной возиться. Выждав несколько минут, тоже выхожу за дверь.
Во дворе иду по бордюру тротуара. Всегда любил это. Кажется, что идешь по краю пропасти. Боишься упасть. Оступишься – и конец. А когда все-таки теряешь равновесие, оказывается, что нет никакой пропасти.
За спиной затормозила машина. У меня рефлекс, если рядом, чуть позади, останавливается тачка, значит, менты. Что именно делает меня привлекательным для этой категории граждан, не ясно. Одет я как обыкновенный горожанин, на приезжего не похож. Может, им мое выражение лица не нравится? Я проверял эту теорию: если идешь быстрым шагом с лицом напряженным и озабоченным, тебя не трогают. А если вид у тебя праздный, ты таращишься по сторонам, заглядываешь в урны, то могут проверить документы. Или я латентный террорист? А менты это чувствуют… Мысли прервал знакомый голос:
– Подвезти?
Оборачиваюсь. Из черного запыленного джипа высовывается шатенка.
В груди екнуло. Испугался, как школьник. Что ей надо? Решила наладить со мной отношения?.. Хитрюга. Хочет квартирку без агентства снять, чтобы комиссионные не платить… Мелочевка какая-то в голову лезет! Про могилу решила разведать. По-тихому, с глазу на глаз. Типа, какие у меня планы по выселению их папаши из нашей фамильной ямы. Если сяду к ней, придется как-то общаться, она меня раскусит, поймет, что я голозадый отец-одиночка, которого можно безнаказанно поиметь. Нельзя садиться, нельзя… А, черт с ним!.. Я уже на мягком сиденье, блокирующие кнопки на дверях защелкнулись.
– Куда ехать? И давай на «ты»… Я Соня…
– Я Федя…
Пожали руки, назвал адрес.
– Ой, какая холодная! – рассмеялась Соня.
Водит Соня нервно, постоянно перестраивается из ряда в ряд.
– Я думал, менты, – нарушаю молчание.
– Какие менты?
– Ну, когда ты подъехала… А я у ментов пользуюсь особым респектом. Они ради меня на все готовы, однажды даже троллейбус тормознули.
– Ух ты!
– Сижу себе, смотрю в окошко. А мимо шестерка ментовская едет. И так их много там набилось, как будто одна большая ментовская семья в город приехала погулять. Видят меня – и давай водителю троллейбуса в мегафон орать «стой, стой»!
– Просто так?! Тебя увидели и троллейбус остановили? – усомнилась Соня.
– Ну… не совсем просто так… я им язык показал. Очень они смешные были в этой шестерке. Вытащили меня из троллейбуса и такой шмон устроили!
Соня расхохоталась.
– А чем занимаешься?
– Архитектура-дизайн… – перед глазом маячит пятнышко. Двумя пальцами оттягиваю ресницы, что-то на них налипло.
– Красивые ресницы, – отметила Соня, войдя в опасный поворот, не снизив скорости. Пришлось схватиться за поручень, чтобы не завалиться на нее.
Черт, зря я про свою профессию брякнул. Надо было таинственность сохранять. Может, я из ФСБ. Может, у меня в руках рычаги всякие властные, могущественные друзья в черных масках.
Впереди плетется просевший от груза старый грязный «Москвич» с номером тридцать третьего региона. Водитель москвича, провинциальный бедолага, не знает, куда податься в адском автомобильном потоке. Соня пытается его обогнать, тыкается и так и сяк, мигает фарами, бесполезно. Наконец мы объезжаем «Москвич». За рулем сидит мужик с вытаращенными от столичного движения глазами. Соня опускает стекло, перегибается через меня, кричит:
– Регион номер тридцать три, Москва приветствует тебя!
Мужик ошалело посмотрел на нас. Соня гоготнула, я улыбнулся, на меня произвела впечатление ее грудь, которой она прижалась ко мне.
– Тебя не оскорбляет мой шовинизм? – вот уж не ожидал, что ее интересует мое мнение по такому вопросу. – Все сейчас такие культурные стали.