Нефтяной король: Секретная жизнь Марка Рича

«Тут я грубо выругался, — сказал мне Вайнберг. — Потому что это возмутительно. Просто возмутительно, и все тут. — И он отрывисто изложил четыре причины, из-за которых, по его твердому убеждению, президент не имел права помиловать Рича. — Во-первых, это было величайшее налоговое мошенничество. Во-вторых, он сбежал. В-третьих, отказался от гражданства, чтобы избежать экстрадиции. В-четвертых, он торговал с враждебным Ираном. Нельзя давать помилование такому человеку».

О помиловании Рича быстро стало известно в политических, журналистских и судебных кругах. Все в один голос осуждали этот акт. Дело Рича вновь рассматривалось с «исторической» точки зрения. Статья в консервативном журнале National Review оценивала помилование как «одну из самых постыдных страниц в истории Министерства юстиции — и не только в современной истории, но вообще в его истории»[243] Лауреат Пулитцеровской премии Уильям Сафир в своей колонке в New York Times назвал помилование Рича «самым вопиющим злоупотреблением президентским помилованием в истории США».[244] Журнал Vanity Fair предположил даже, что это помилование «может навсегда погубить репутацию президента Клинтона».[245] Особенно разъярились те, кто принимал личное участие в деле Рича. Руди Джулиани был «ошеломлен». «Я целый день не мог по-настоящему поверить, что президент Соединенных Штатов действительно помиловал одного из наших самых одиозных беглецов», — заявил он. Говард Сафир сказал, что был «возмущен, поскольку это посылает сигнал преступникам во всем мире: если у вас есть влияние, есть деньги и есть доступ к власти, то вы можете вывесить табличку „Правосудие на продажу“».[246]

Как было организовано помилование

В одном Сафир был прав. Доступ к президенту стал решающим фактором в помиловании Рича. Нужно было, чтобы Клинтон услышал версию Рича. Сама мысль о президентском помиловании родилась в начале 2000 г., когда прокурор США Мэри Джо Уайт вновь сообщила адвокатам Рича «твердую позицию» Южного округа Нью-Йорка: «не обсуждать решения по уголовным делам с беглецами» (см. гл. 13). Куинн говорил мне, что воспринял тот отказ почти как оскорбление. «Словно… знаете, словно вас кое-куда послали». Все попытки пересмотреть дело с юридической точки зрения были обречены на провал.

Сначала эта идея пришла в голову Майклу Стейнхардту. «А почему бы не попробовать получить помилование в конце президентского срока?» — спросил он. Авнеру Азулаю эта мысль понравилась. «Какова вероятность, что это удастся?» — спросил он у юристов Рича. Как вспоминает Азулай, они только покачали головами. «Они сказали, что процентов пять». Тогда Азулай спросил: «А есть у нас другой вариант с пятипроцентной вероятностью?» Юристы промолчали. «Так давайте займемся этим пятипроцентным вариантом», — сказал Авнер.

Рич с этим согласился и разрешил заняться вопросом помилования. «Я не оставлял надежды найти какой-то выход, — сказал мне Рич. — Я пробовал много раз, но ничего не получалось, а помилование могло оказаться таким выходом». По словам Азулая, одного из самых доверенных сотрудников Рича, проблема была «блокирована». «Самые лучшие юристы создают самую большую путаницу. Они вызывают все большее противодействие, — объяснял ситуацию Азулай. — В конце концов рождается юридический монстр. Это дело приобрело политическую окраску. Юридического решения проблемы не существовало. Вот почему понадобилось решение политическое и обязательно нешаблонное».

Подачей просьбы о президентском помиловании занимались в первую очередь израильтянин Авнер Азулай и американец Джек Куинн. Они быстро разработали двухаспектную стратегию, которая — среди своих — получила название «Тропа последней надежды». Один аспект опирался на факты, второй носил личностный характер. Куинн должен был заняться юридическими вопросами, написать прошение и представить его президенту. Азулай отвечал за личные контакты и должен был найти как можно больше потенциальных высокопоставленных ходатаев, способных замолвить словечко за Рича и Грина.