Нефтяной король: Секретная жизнь Марка Рича

Леонард Гармент, юридический советник Белого дома при Ричарде Никсоне, надеялся, что преемники Джулиани и Вайнберга подойдут к делу с более холодной головой. Он думал, что они скорее смогут признать то, что он считал фундаментальными изъянами в их обвинении против Рича. В ноябре 1990 г. Гармент связался с Отто Обермайером — новым прокурором Южного округа Нью-Йорка. «Дебаты, сопровождавшиеся угрозами и чрезмерной публичностью, превзошли все пределы разумного, — писал Гармент в 22-страничном меморандуме Обермайеру. — Дело включает в себя много настораживающих особенностей, но в его основе лежат транзакции, не являвшиеся преступными. Беспрецедентное применение статей закона RICO вынудило ответчика без суда уступить требованиям правительства… Основанием для подобного обзора служат обстоятельства дела, его последствия и поднятые им чрезвычайно важные вопросы уголовного правоприменения».[184]

Тайная встреча с Марком Ричем

Обермайер согласился обсудить дело с Гарментом и даже отправиться в Швейцарию, чтобы лично встретиться с Марком Ричем. Полет в иностранное государство для переговоров с обвиняемым — крайне необычный шаг для федерального прокурора США, и у Рича зародилась надежда, что Обермайер намеревается вести переговоры. Его надежды подпитывал тот факт, что Обермайера сопровождал его помощник Джеймс Коми.

Так Обермайер и Коми во вторник 28 июля 1992 г. оказались в ресторане цюрихского Grand Hotel Dolder за одним столом с Марком Ричем, Леонардом Гарментом и Андре Вики, швейцарским поверенным Рича. Прежде чем перейти к делу, противники отведали «цюрихскую телятину с картофелем рёсти» — местный деликатес, представляющий собой рагу из телятины с грибами под сметанным соусом; его обычно подают с оладьями из тертого картофеля. После обеда Гармент и Вики изложили позицию своего клиента (см. гл. 10).

«Поскольку это дело было объявлено „величайшим налоговым мошенничеством“ в истории, мы попросили представителей обвинения рассмотреть налоговый анализ Уолфмана и Гинзбурга, — рассказывал мне Вики. — Мы еще раз предложили прокуратуре Южного округа указать профессорам [налогового права] на любые изъяны, которые обнаружатся в их анализе». «С ними было легко найти общий язык», — вспоминает Рич. Его команда выдвинула четыре самых весомых довода: заключение налоговых профессоров о том, что фирмы Рича правильно объявили свою прибыль и вычли верное количество налогов; вывод юристов о том, что «драконовский» антирэкетирский закон был «кувалдой», неуместной в данных обстоятельствах; тот факт, что все подобные дела рассматривались в гражданском, а не в уголовном судопроизводстве; и наконец, заключение Министерства энергетики в связанном деле — о том, что транзакции, попавшие под прицел прокуратуры, были правильно рассчитаны фирмами Рича.

«Обермайер и Коми терпеливо слушали, — говорит Рич. — Вначале я подумал, что встреча даст результаты». Атмосфера была пусть не слишком дружественной, но впервые за восемь лет чувствовалось взаимное уважение. Стороны даже договорились о встрече на следующий день. Но потом Обермайер сказал: «У нас связаны руки». Правительство, заявил прокурор, проводит жесткую политику в отношении переговоров с беглецами. Справедливость выдвинутых против Рича налоговых обвинений не будет пересмотрена, пока Рич не вернется в Соединенные Штаты, чтобы предстать перед судом. Подобно своим предшественникам Вайнбергу и Джулиани, прокурор США Обермайер решил, что Рич вначале должен отправиться в тюрьму, и лишь после этого будут обсуждаться любые другие условия. Кроме того, правительство не даст никаких гарантий в отношении приговоров, которые могут получить обвиняемые.

«Ни единого дня в тюрьме»

После встречи Гармент пытался подбодрить Рича, глубоко разочарованного отказом обвинителей пойти на какие-либо компромиссы. У его клиента оставалось только два варианта действий. Рич мог попытать счастья на суде или признать себя виновным по одному из обвинений, что могло закончиться кратким тюремным сроком. «Буквально несколько месяцев, — уговаривал Гармент Рича. — Сбросите лишний вес. Это будет легко. Никаких наручников. И все вернется на круги своя».[185] — «Ни единого дня, — мгновенно ответил Рич. — Я не согласен провести в тюрьме даже день, потому что не совершал никаких преступлений». В детстве Рич вместе с родителями попал в марокканский лагерь для интернированных. Его близкие друзья говорят, что это было одним из тяжелейших его воспоминаний, и он больше ни за что не желал попасть в неволю. «Это противно моей природе, — говорит он, когда я спрашиваю, почему он отказался возвратиться в США. — Я невиновен. Я хочу быть свободным».