Негасимое пламя

Выйдя во двор, где стояла клетка с Перси, Дэвид просунул банан сквозь прутья. Перси схватил его и, держа в одной лапке, принялся обдирать с него клювом кожуру; время от времени он прерывал свое занятие и пронзительно выкрикивал: «Грязный, вшивый, вонючий ублюдок!» — с таким видом, словно выговаривал слова благодарности.

Двое мужчин в рабочей одежде неуклюжей походкой прошли мимо и направились к флигельку, выходящему во двор.

— Как дела, синьора? — оглянувшись на м-с Баннинг, весело спросил старший из них, плотный смуглый итальянец с проседью. — Как-нибудь обязательно сверну шею вашему горластому Перси.

— Посмей только! Вылетишь в тот же миг да еще прокатишься по мостовой своим толстым задом! — прокудахтала м-с Баннинг. — Чезаре, это мистер Ивенс, наш новый жилец, — добавила она, — а вон того зовут Рыжий, — обратилась она к Дэвиду, — он его подручный.

— Чезаре Маттеро, — представился итальянец, — а это мой друг Рыжий, он же Отто Ланг.

Итальянец с любопытством оглядел Дэвида. Рыжий, молодой парнишка с конной густых, медного цвета волос и такими же бровями и ресницами, угрюмо уставился на Дэвида, когда тот поздоровался с ними.

— Вы долго здесь не проживете, — предостерег Чезаре, — чертов Перси горланит всю ночь. Из-за этой проклятой птицы никто спать не может.

— Ну, хватит, хватит, — зажурчала м-с Баннинг, видимо наслаждаясь этим обменом любезностей. — Перси любит мистера Ивенса, и мистер Ивенс любит Перси.

Отворив дверь своей комнаты, Дэвид с удовлетворением заметил, что м-с Баннинг поставила к окну небольшой стол и рядом стул. Пишущая машинка стояла на столе, готовая к работе. В чемодане, принесенном Мифф, оказалась бумага. Теперь ничто не мешало Дэвиду отвести душу и дать выход чувствам, взбудораженным встречей с Бэгшоу. Он быстро набросал несколько строк, закурил, обдумывая их, потом вставил в машинку лист бумаги.

Его пальцы нажимали на клавиши, совершая свою привычную неторопливую работу. Была уже полночь, когда он закончил первый из своих очерков на тему «Что говорят люди» и устало потянулся. Комната была полна табачного дыма, казалось, ее темные стены наступают на него со всех сторон.

Он отодвинул стул, открыл дверь и шагнул за порог. И здесь, во дворе, Дэвид ощутил вдруг страстную тоску по деревьям, окружавшим коттедж Мифф. О, как бы ему хотелось сейчас очутиться в лесу, вдыхать аромат свежей листвы!

Над крышами города, в черном, как сажа, небе не было звезд. В беспорядке теснились дома, напоминая наспех сооруженную баррикаду, — их освещал резкий желтый свет уличных фонарей. Воздух был насыщен запахами задних дворов и тесных закоулков, зловонием переполненных мусорных ящиков, открытых канализационных труб и залитых мочой углов. Но ночь была прохладная и спокойная. И постепенно она сгладила неприятные впечатления дня и окружающей обстановки. Мысль о том, что война в Корее скоро закончится, заставила Дэвида забыть обо всем, принеся облегчение и надежду.

Казалось, его мечта о мире на всей земле становилась осуществимой, и в его силах было помочь ее осуществлению. По крайней мере, он мог трудиться ради достижения этой мечты, какой бы далекой от сегодняшнего дня она ни была.

И вдруг перед Дэвидом мелькнуло видение: он сам верхом на невидимом коне, окруженный толпой невидимых врагов; в руках его авторучка вместо штыка и пишущая машинка вместо пулемета. «Устаревшее оружие», — насмешливо подумал он. Но тотчас же в ответ прозвенела в мозгу фраза, которую так часто повторяла ему Мифф: «В мире нет ничего сильнее, чем идея, час которой настал».

Глава XIII

— Ни с места!

Дэвид, который старательно скреб щеку тупым лезвием перед маленьким висячим зеркальцем, замер на секунду с намыленным лицом и бритвой в руке: в дверном проеме за спиной он увидел две мужские фигуры.

Не вняв предупреждению, он повернулся навстречу входящим в комнату людям.

— Уголовная полиция, — вызывающе бросил один из них. — У нас к вам несколько вопросов, Ивенс.

Двое вошедших походили друг на друга, как две горошины из одного стручка, хотя один из них был высок и широкоплеч, а другой пониже и более плотный. Оба были в довольно поношенных костюмах одного и того же цвета и материала, в белых рубашках с аккуратно повязанными галстуками, хорошо начищенных ботинках и серых фетровых шляпах.

У обоих на лицах лежал неуловимый отпечаток их полицейской профессии, профессии собак-ищеек. Черты лица незначительные и как бы застывшие, — чтобы не выдать ненароком мыслей, — напоминали непроницаемую гипсовую маску, нос, казалось, принюхивался, взгляд был внимательный, наблюдающий украдкой; что-то жесткое и агрессивное под напускной официальной вежливостью.

Дэвид протянул руку за полотенцем и стер с лица мыльную пену.

— Валяйте, я жду, сержант Холл! — с добродушной насмешкой сказал он, узнав полицейского агента, которого он интервьюировал, когда «Диспетч» занималась расследованием одного преступления.

— Силы небесные! — воскликнул детектив, от изумления утратив свою профессиональную невозмутимость. — Какого дьявола вы здесь делаете, мистер Ивенс?