Негасимое пламя (СИ)

На несколько мгновений повисло молчание. Деревенские замерли, словно схваченные парализующими чарами. Не двигался с места и мытарь, зорко наблюдавший за подручным. Тот меж тем положил ладонь на рукоять меча и тихо, угрожающе повелел:

– Сними. Не то я сниму.

Мижата усмехнулся в ответ.

– Ты попробуй, воин. Тронь только – навек проклят будешь.

В дневном свете тускло сверкнула сталь. Яр едва успел понять, что случилось, а через миг воздух выбило из груди и виски словно сдавило ледяным кольцом. Знакомая боль, погребённая под прожитыми днями, но ничуть не забытая. Всё воспитанное наставницей хладнокровие потребовалось ему, чтобы себя не выдать. Вокруг что-то творилось; как сквозь толщу воды долетали приглушённые людские голоса – испуганные, но не возмущённые. Яр молчал, стиснув зубы. Он не шелохнулся, пока убийца неспешно шёл мимо, не сдвинулся с места, когда мало-помалу пришли в движение деревенские. Лишь когда Влас опустил ладонь ему на плечо, заставил себя повернуть голову. Сокол неотрывно глядел вслед мытарям, отъехавших к дому старосты. Лицо его казалось вылепленным из воска.

– Кахар, – процедил он сквозь зубы. – Ублюдок.

Яр до боли закусил губу, отвлекая себя от разрастающегося в груди холода. Про кахаров он ещё не слыхал.

– Кто он?

– Выродок, – зло выплюнул Влас. – Али не слыхал про таких? Их из Ильгоды увозят в Саборан мальчишками и там уродуют, чтоб свои не узнали ненароком. А потом к нам же и отправляют. Сам видал, какие они после того ласковые.

Яр прерывисто выдохнул.

– Боги…

– Боги его проклянут, – сумрачно посулил Влас. – За пролитую кровь. За то, что руку на сородичей подымал.

Он так и глядел на старостин дом, в который входили теперь незваные гости. В глазах его отражалась неподдельная холодная ненависть.

XXIII. Нечто новое

Архивариусы всегда напоминали Верховскому подземную нежить, которой он вдоволь навидался на посту младшего специалиста отдела надзора. Такие же бесцветные, привычные к тёмным замкнутым пространствам и злокозненные. Этот конкретный экземпляр вдобавок был крайне недоволен тем, что его заставили дежурить в новогоднюю ночь, в подвале, откуда ни поздравительных речей не услыхать, ни поглядеть на творящийся в тусклом столичном небе огненный хаос. Странное дело: обычно создания, обитающие во тьме, не любят громкий шум и яркий свет.

– Не положено никого пускать, – с плохо скрываемым садистским удовольствием заявил страж архива и поскрёб неровную козлиную бородку. – Сказано было – объект режимный! Или неси мне разрешение лично от Терехова, или в рабочий день приходи.

– Так Терехов уже вовсю бутерброды с икрой наворачивает!

– Ничего, прервётся, если уж дело такое важное.

– Оно не важное.

– Ну так и вали отсюда!

Верховский помянул про себя лешего и всех его болотных родственников. Заискивающе улыбнулся архивной немочи, оперся локтем на деревянную конторку и доверительно сообщил:

– Да я вот подумал – в будни тут от народа не продохнуть, а сейчас самое оно. Всё равно наверху сидеть скучно.

– Выпей, раз скучно. Праздник же.

– Нельзя на службе.

Архивариус смерил ночного визитёра задумчивым взглядом. Наверное, жалел в глубине своей пыльной души. Не объяснять же ему, что отношения с алкоголем у Верховского серьёзно испортились примерно тогда, когда отпала нужда хлебать любой спирт, лишь бы согреться холодной ночью.

– Это служебный архив, – потихоньку сдавая позиции, буркнул бдительный страж. – Допуск нужен.

– Есть допуск, – Верховский покладисто раскрыл удостоверение.

Мясистый нос уткнулся в книжечку, не почуял в ней ничего предосудительного и разочарованно исторг сквозь мохнатые ноздри отработанный лёгкими затхлый воздух.

– Оперативник, – печально констатировал архивариус и нехотя завозился за конторкой. – Вот же неймётся, а… Небось наверху все дежурства свои побросали и празднуют сидят…

Верховский дипломатично пожал плечами. Так оно, скорее всего, и есть – он не выяснял. На этаже, занимаемом магбезопасностью, обреталось сегодня ровно три человека: сам Верховский, доброволец Витька Щукин и полузнакомый рядовой, приписанный им в нагрузку слепой волей случая – или, может, коварным замыслом начальника. Щукин покидать кабинет отказался, взвалив на себя тяжкое бремя диспетчера. Рядовой же нашёл себе достойное занятие: нагло дрых прямо за столом, для удобства подложив под щёку стопку документов. Чем секретнее, тем лучше спится. Верховский пару часов раздумывал между делом, каким бы изощрённым методом его взбодрить, а потом плюнул и ушёл пользоваться служебным положением в другое место.

– На, держи, – на конторку шлёпнулся нейтрально поблёскивающий кристалл кварца, оправленный в дешёвый пластик. Рядом легла пухлая конторская книга: – Распишись и иди за третий компьютер. В половину одиннадцатого придёшь продлить, если надо будет.

– Спасибо, – хмыкнул Верховский и оставил на продавленных ручкой страницах торопливый росчерк. – Может, и не буду продлевать.

Архивариус меланхолично шмыгнул носом. Ему было всё равно.