Негасимое пламя

Она была невысокая, в выцветшем джемпере, заправленном в черную юбку; ее откинутые назад волосы открывали ясное личико, нежно алевшее румянцем; из-за круглых стекол в черной оправе на Дэвида смотрели большие робкие глаза. В ее голосе была пленительная чистота, и лицо ее, не тронутое косметикой и не затененное шляпой, казалось открытым и беззащитным, обнаруживая наивную простоту ребенка и, вместе с тем, серьезность взрослого человека, выполняющего свой долг.

— Разумеется! — Дэвид быстро вскочил и взял из рук девушки лист бумаги, — Это прекрасная мысль, но… — Он поднял голову от документа, на котором поставил свое имя, — у вас не так-то уж много подписей.

— Да, — уныло согласилась девушка. — Вот уже несколько часов я хожу от двери к двери, останавливаю на улице людей и обращаюсь к ним. Но очень многие отвечают мне, что они не станут ничего подписывать!

У девушки был усталый вид.

— Вы не могли бы присесть на несколько минут и рассказать мне, почему вы этим занимаетесь?

— Да, конечно, — ответила она и опустилась рядом с ним на скамейку.

Спокойно, уже оправившись от смущения, она объяснила, что это воззвание составлено Австралийским советом защиты мира, и что их кампания является частью всеобщего движения, начатого Всемирным Советом Мира с целью организовать протест народов всех стран против производства и испытания ядерного оружия и подготовки к новой мировой войне.

— Скажите, вы действительно убеждены в необходимости этого протеста? — спросил Дэвид.

— А вы, разве вы не убеждены? — Она взглянула на него с ласковым удивлением.

— Конечно, убежден! — отвечал Дэвид, тронутый искренностью ее тона. — Я готов сделать все, что в моих силах, для дела мира. Но, мне думается, нам следует прежде лучше узнать людей, завоевать их доверие, только тогда они поверят тому, что мы расскажем им об опасности радиации и ядерной войны. А когда они поймут, они охотнее откликнутся на наш призыв.

— Вы совершенно правы, — мягко ответила девушка. — Это воззвание Совета Мира и хождение от двери к двери дают нам возможность говорить откровенно со многими людьми, с которыми в других условиях нам трудно увидеться. Вы удивились бы, если б узнали, с какой охотой, даже радостью многие из них ставят на этом документе свое имя. Даже те, кто отказываются, часто говорят: «подписать, к сожалению, не могу, но знайте, что я сочувствую вашему делу». Некоторые из моих друзей собрали уже сотни подписей. А я, я боюсь, что просто не справляюсь с этой работой. Вот почему мой лист почти пустой.

— Вам, наверно, очень трудно заговаривать с незнакомыми людьми? — спросил Дэвид.

— Как вы угадали?

— Ну, — улыбнулся Дэвид, — это и для меня трудно. Но я пытаюсь, как могу, «преодолеть эту слабость», как говорит Мифф.

— Миффанви Ивенс?

— Да, это моя дочь.

— О! — Девушка взглянула в его улыбающиеся глаза и улыбнулась в ответ, словно они были старыми знакомыми. — Мифф называет меня «Робкой фиалкой».

— Ну, значит, я еще одна такая же фиалка! — шутливо сказал Дэвид.

— Но ведь это нечестно, — нахмурилась девушка, — нечестно уклоняться от чего-то, что может предотвратить страшное дело подготовки войны и отравления атмосферы.

— Нас может страшить какая-нибудь большая и трудная работа, — начал рассуждать Дэвид, — но мы тем не менее должны взяться за нее. И пусть она окажется чересчур тяжелой для нас, мы все равно обязаны выполнять, ее вместе с другими, соединив все наши усилия.

— Да, да! Вы правы! — Девушка вскочила на ноги. — Я так рада, что встретила вас, мистер Ивенс!

— Нельзя ли мне пойти с вами в следующий раз собирать подписи? — спросил Дэвид.

— А вы хотели бы? — радостно воскликнула она. — О, это было бы чудесно!

— Вы так и не сказали мне вашего имени, — напомнил Дэвид, — Может быть, вас и в самом деле зовут Фиалка?

— Нет, конечно. Мое имя — Шарн, а по-валлийски Джейн. Многие меня зовут просто Джейн Ли.

— Мне больше нравится «Шарн», — сказал Дэвид, — Скажите, вы работаете с Мифф?

— Нет, в другом месте, — быстро ответила Шарн. — Завтра днем я должна обойти эти улицы. Вы не могли бы встретиться со мною здесь около пяти часов?

— Разумеется, мог бы.

Дэвид следил за удаляющейся девушкой, которая летела, словно почувствовав новый прилив сил. Ее небольшой нескладной фигурке недоставало изящества и юношеской легкости. «Никогда не занималась ни танцами, ни спортом, — подумал он. — Возможно, молоденькая работница с фабрики». Еще во время разговора он обратил внимание на ее мягкий естественный румянец. Кожа была нежной, как у оранжерейного цветка. Волосы, стянутые на затылке в тугой узел, золотились в лучах заходящего солнца. Но, пожалуй, единственная красота девушки заключалась в ее глазах: за толстыми стеклами очков в них жила напряженная мысль. Впрочем, больше всего Дэвида привлек ее голос — напевный, легкий и чистый. Несколько фраз, сказанных ею, свидетельствовали о живом уме, хотя неловкостью манер она напоминала школьницу.