Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

“Работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.

Работники НКВД настолько отвыкли от систематической, кропотливой агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопрос о предоставлении им так называемых “лимитов” для производства массовых арестов.

Это привело к тому, что и без того слабая агентурная работа еще более отстала и, что хуже всего, многие наркомвнудельцы потеряли вкус к агентурным мероприятиям, играющим в чекистской работе исключительно важную роль.

Это, наконец, привело к тому, что при отсутствии надлежаще поставленной агентурной работы следствию, как правило, не удавалось полностью разоблачить арестованных шпионов и диверсантов иностранных разведок и полностью вскрыть их преступные связи”[275].

Безусловно, все постановления молчаливо игнорировали тот непреложный факт, что стратегическую линию деятельности НКВД определял не кто иной, как ЦК ВКП(б), но все же нельзя не отметить справедливость и своевременность этих документов. Следует признать, что причиной репрессий в отношении Ежова и его приближенных было отнюдь не одно стремление Сталина в очередной раз сменить руководство карательного ведомства. Если устранение Ягоды преследовало цель убрать слишком информированного наркома, то с его преемником все обстояло совершенно иначе. Полный развал всей системы государственной безопасности, вошедшая в постоянную практику фальсификация следственных дел, катастрофическое положение в разведке и вышедшее из-под контроля истребление руководящих кадров вплоть до среднего звена ставило под угрозу слишком многое. Ежов не сумел удержать в узде группировки чекистов, которые накинулись друг на друга и занялись взаимным истреблением, а нарком, вместо того, чтобы как-то урегулировать эту проблему, пошел у них на поводу и оказался на своей должности абсолютно несостоятельным. Кроме того, ни для кого не составляли секрета его явный алкоголизм, прогрессирующее душевное заболевание и не слишком тщательно скрываемые гомосексуальные наклонности, поэтому отстранение Ежова от должности было полностью логичным и оправданным, в отличие от назначения на нее двумя годами ранее. ЦК и Совнарком вынужденно занимались проблемами, строго говоря, относившимися к компетенции наркомата. Безусловно, конкретизация главных направлений деятельности внешней разведки, в качестве которых были установлены линии политической (ПР), научно-технической (НТР) разведки и внешней контрразведки (КР), являлась задачей правительственного уровня, однако то, что столь высокой инстанции пришлось мелочно заниматься штатами и структурой Иностранного отдела, никак нельзя признать нормальным. 24 ноября 1938 года Ежов направил в Политбюро на имя Сталина письмо с просьбой об отставке с поста наркома НКВД, принятой на следующий же день.

Его преемник Лаврентий Павлович Берия получил назначение в НКВД не только для налаживания работы, но и для избавления от ставших уже ненужными и опасными “перегибщиков террора” и обновления кадрового состава госбезопасности. Для этого в период с апреля по сентябрь 1938 года, то есть при формально действовавшем в качестве наркома Ежове, он продолжил начатые в январе репрессии в отношении “ежовцев”, вначале в территориальных органах, а затем, после успешной пробы сил на периферии, и в центральном аппарате. Вслед за Берией в наркомат пришла новая, весьма влиятельная “закавказская” группировка его сторонников, наиболее известными представителями которой были В. Г. Деканозов, Б. 3. Кобулов и В. Н. Меркулов. После этого новый нарком до конца года закончил уничтожение еще сохранившихся сторонников своего предшественника и с разрешения Сталина добрался до него самого, организовав дело о “новом заговоре в системе НКВД” под руководством Ежова, Фриновского и Евдокимова. Бывшего народного комиссара внутренних дел взяли под стражу 10 апреля 1939 года, когда о нем уже стали понемногу забывать. Арест Ежова прошел в прежних традициях госбезопасности. Вначале два начальника областных УНКВД обратились к Сталину с письмами, в которых сообщили, что Ежов якобы намекал им на предстоящий арест всего руководства государства накануне октябрьских торжеств. Эти инспирированные Берия с явного согласия Сталина ложные доносы и послужили поводом для взятия под стражу и опального бывшего наркома. Вслед за этим последовали аресты остатков “северокавказской” и “московской” группировок во главе с Реденсом и многих партийных выдвиженцев Ежова, расстрелянного 4 февраля 1940 года.