По воспоминаниям многих военных разведчиков из центрального аппарата РУ, в вопросе оценки степени опасности приближающейся войны они испытывали определенное давление со стороны “ближних соседей” (госбезопасности). В этой связи постоянно упоминается негативная роль Берии, продолжавшего курировать разведку, с февраля 1941 года выделенную в отдельную систему. Следует подчеркнуть, что нарком госбезопасности Меркулов, наоборот, никогда категорически не отрицал возможность германского нападения, а предпочитал направлять “в инстанции” фрагменты “сырых” донесений, предусмотрительно и дипломатично оставляя руководству страны возможность дать им самостоятельную оценку. Внешняя разведка получила массу соответствующих сведений и материалов из “легальных” и нелегальных резидентур в Финляндии, Румынии, Венгрии, Болгарии, Турции, Италии и Великобритании, обильная информация поступала из Берлина от группы Харро Шульце-Бой-зена (“Старшина”) и Арвида Харнака (“Корсиканец”). 20 июня 1941 года начальник 1-го (германского) отделения Разведывательного управления НКГБ СССР П. М. Журавлев и сотрудница этого же отделения 3. И. Рыбкина представили начальнику разведки П. М. Фитину объемистый документ под названием “Календарь сообщений Корсиканца и Старшины”, в котором обобщались все полученные с октября 1940 по июнь 1941 года предупреждения о предстоящем военном столкновении. Сама Рыбкина позднее оценила его лаконично: “Наша аналитическая записка оказалась довольно объемистой, а резюме — краткое и четкое: мы на пороге войны”[311]
. Фитин лично представил документ Сталину, но тот раздраженно заявил, что это блеф и паникерство, и доклад был возвращен без последствий. Аналогичная судьба постигла и материалы, накопленные и обработанные Журавлевым и Рыбкиной в обобщавшим все доступные им документы по предстоящей германской агрессии литерном деле “Затея”. Несколько позже мы попытаемся непредвзято и довольно подробно взглянуть на “Календарь” и с другой точки зрения. Не осталось в стороне от рассматриваемого вопроса и Главное транспортное управление НКВД СССР, по мере возможностей собиравшее информацию на каналах морского судоходства и международных железнодорожных перевозок. В 1941 году предупреждения стали поступать и от 2-го (контрразведывательного) управления НКГБ СССР. Правда, следует отметить крайнее дилетантство множества разведсводок госбезопасности, вызванное отсутствием военного образования у ее оперативных офицеров. Военные разведчики 21 мая 1941 года потеряли терпение и в записке № 660533 были вынуждены напомнить коллегам из НКГБ СССР некоторые прописные истины: “…Для того, чтобы не допускать ошибки в оценке группировки и легче разобраться, какие части, откуда и куда прибывают, убедительно прошу в ваших разведсводках указывать:1) откуда идут войска (из Франции, Бельгии, Югославии, Германии и т. д.);
2) когда и через какие пункты проходят войска;
3) какие войска (пехота, артиллерия, танки и т. д,);
4) в каком количестве (полк, дивизия);
5) нумерацию этих частей (№ полка, дивизии);
6) в состав каких корпусов и армий входят обнаруженные войска;
7) когда и куда они прибывают[312]
”.Безусловно, указанными недочетами страдали не все направляемые в военную разведку документы. В любом случае НКГБ/НКВД внес существенный вклад в процесс добывания информации.
3. И. Рыбкина
Что же все-таки происходило во всех советских спецслужбах в предвоенные месяцы, и почему столь ясные с позиций сегодняшнего дня материалы не получили у их руководства должной оценки? Для понимания этого феномена следует непредвзято рассмотреть, что конкретно и как именно докладывала разведка руководству государства, не упуская при этом из виду и действия противника.