Неглубокая могила

Вернувшись к «Бьюику», Курц погасил фары, затем выключил освещение спортивного кабриолета и заглушил двигатель. Закрыв дверь, он отшвырнул ключ от машины в темноту. Кряхтя от напряжения, Курц подтащил Карла к «Бьюику» и запихал его ноги под левое заднее колесо.

Сев в машину Арлены, Курц включил радио, настроенное на станцию, круглосуточно передающую блюз, и тронулся вперед. Доехав до шоссе, он зажег фары и поехал назад к мотелю «Шестерка», чтобы выписаться из него.

Глава 8

— Какая невероятная наглость! — воскликнул адвокат Леонард Майлз. — Какое немыслимое нахальство!

— Ты хочешь сказать, какая дерзость, — поправил его дон Фарино.

— Как бы там ни было, — сказал Майлз.

Их было трое, не считая говорящего скворца, хриплым голосом болтавшего в клетке среди зеленых деревьев. Фарино сидел в кресле-каталке, но, как всегда, был в костюме и при галстуке. Его двадцативосьмилетняя дочь София сидела на обтянутой зеленым шелком оттоманке под пальмой. Майлз расхаживал перед ними взад и вперед.

— Как, по-вашему, что более нагло? — спросила София. — То, что он искалечил Карла, или то, что он вчера вечером позвонил нам и сообщил об этом?

— И то, и другое, — буркнул Майлз. Остановившись, он скрестил руки на груди. — Но звонок — это уже слишком. Неслыханное самомнение!

— Я прослушала запись разговора, — возразила София. — В голосе Курца не было наглости. Скорее, так звонят из прачечной и говорят, что можно забрать выстиранное белье.

Бросив взгляд на дочь Фарино, Майлз повернулся к ее отцу. Он терпеть не мог иметь дело с этой женщиной. Старший сын Фарино, Дэвид, деловой хваткой пошел в отца, но однажды он на своем спортивном «Додже» обмотался вокруг телеграфного столба на скорости сто сорок пять миль в час. От второго сына, Малыша Героина, не было никакого толку. Старшая дочь дона Фарино Анджелина много лет назад сбежала в Европу. То есть осталась лишь эта... девчонка.

— Так или иначе, сэр, — обратился адвокат к бывшему дону, — полагаю, мы должны известить о происшедшем Датчанина.

— Вот как? — спросил Байрон Фарино. — Ты полагаешь, Леонард, дело настолько серьезно?

— Да, сэр. Курц искалечил одного из ваших людей, а затем позвонил, чтобы похвалиться этим.

— А может быть, он просто хотел избавить нас от неприятностей? Представляете, если бы мы узнали о том, что случилось с Карлом, из газет? — спросила София. — А так мы смогли прибыть на место несчастного случая первыми.

— На место несчастного случая, — повторил Майлз, не пытаясь скрыть в голосе презрение.

София пожала плечами:

— Наши люди сделали так, чтобы это выглядело как несчастный случай. Это избавило нас от неприятных вопросов и расходов.

Майлз покачал головой:

— Карл был храбрым и преданным работником.

— Карл был абсолютным идиотом, — возразила София Фарино. — Судя по всему, стероиды спалили то немногое, что было у него вместо мозга.

Майлз повернулся было к сучке, чтобы сказать ей что-нибудь резкое, но тотчас же передумал. Он промолчал, слушая, как скворец разносит в пух и прах своего невидимого собеседника.

— Леонард, — спросил дон Фарино, — что первое сказал нашим людям Карл, когда сегодня утром пришел в себя?

— Он ничего не смог сказать. У него перетянуты челюсти, и он не может открыть рот.

Потребуется хирургическая операция, прежде чем...

— Ладно, что он написал Бадди и Фрэнку? — оборвал его дон Фарино.

Адвокат замялся.

— Карл написал, что пятеро человек Гонзаги выследили его и затем завалили, — после некоторого колебания произнес он.

Дон Фарино медленно кивнул.

— И если бы мы поверили Карлу... если бы Курц не позвонил нам вчера ночью... если бы я сегодня утром не перезвонил Томасу Гонзаге, между нашими семьями могла бы начаться война, разве не так, Леонард?

Подняв руки, Майлз пожал плечами:

— Карл был сам не свой. Его мучила боль... он находился под воздействием лекарств... испугался, что мы обвиним его в случившемся...

— Он выследил этого Курца и попытался уладить свои личные счеты от имени нашей семьи, — сказала София Фарино. — И не смог сделать даже это. Кого еще мы должны винить в случившемся?

Покачав головой, Майлз бросил на дона Фарино взгляд, красноречиво говоривший: «Женщинам этого не понять».

Байрон Фарино заерзал в кресле-каталке. Было очевидно, что его мучит боль от полученного восемь лет назад огнестрельного ранения; пуля до сих пор торчала где-то рядом с позвоночником.

— Выпиши чек на пять тысяч долларов родным Карла, — сказал дон. — Кажется, у него одна мать?

— Да, сэр, — ответил Майлз, не видевший никаких причин упоминать о том, что Карл жил с двадцатилетней фотомоделью, знакомой адвоката.

— Ты за этим проследишь, Леонард? — спросил Фарино.

— Разумеется. — Помявшись, Майлз решил идти напролом: — Ну а Датчанин?

Фарино ответил не сразу. Скворец, затаившийся среди листвы, оживленно болтал сам с собой. Наконец престарелый дон произнес:

— Да, полагаю, надо будет поставить в известность Датчанина.

Майлз заморгал. Он был приятно удивлен. Это поможет ему сэкономить тридцать тысяч на Малькольме и Потрошителе. Естественно, адвокат не собирался требовать задаток назад.