Негодяи

Керинис тоже сильно развеселился и, воспользовавшись моим оцепенением, шлепнул меня по заду. Коротко попрощавшись, он ушел, оставив свитки и забрав шекели.

В эту ночь Антипатр сидел над свежеобретенными свитками очень долго, далеко за полночь, время от времени заправляя лампы маслом, когда они прогорали. Иногда что-то бормотал себе под нос, восклицал что-нибудь вроде «Только представь!» или «Потрясающе! Возможно ли такое?».

Антипатр читал, а я не мог думать ни о чем, кроме Галатеи. Лежал на узкой кровати, в набедренной повязке, накрытый простыней. Из окна доносился шум ночного побережья – мягкий шорох прибоя, тихое поскрипывание кораблей у причалов, но он меня не успокаивал. Я лежал с закрытыми глазами, но сна не было ни в одном из них. Мне пришла в голову мысль.

– Учитель, а что с тем флаконом?

– С чем?

– Флаконом с зельем.

– Тут, в мешке, вместе со свитками. А зачем спрашиваешь?

– Просто так.

Антипатр оторвался от свитков и искоса поглядел на меня.

– Тебе надо стать невидимым этой ночью?

– Конечно же, нет!

Он скептически хмыкнул и снова взялся читать.

Я ворочался. Никак не мог уснуть.

Воображал себе, как Галатея спит, нагая, не прикрытая даже простыней. При всем старании не мог думать ни о чем больше.

В комнате снова стало темнее. Масло в лампах прогорело, а Антипатр их не заправлял. Уронил голову, его руки разжались, и свиток развернулся, скатившись по его ногам и на пол. И он захрапел.

Я встал с кровати очень тихо. Уже стал надевать тунику, когда понял, что она мне не нужна. Как и набедренная повязка. Невидимому человеку не нужна одежда! Дрожа от возбуждения, как только может дрожать девятнадцатилетний юноша просто от того, что куда-то нагим отправится, я сдернул набедренную повязку и насладился дуновением прохладного морского бриза из окна.

Двигаясь тихо, как только мог, я подошел к мешку и достал флакон. Вынул пробку и проглотил несколько капель. Спустя несколько мгновений почувствовал, как зелье начинает действовать.

Внизу было тихо. Общую комнату закрыли на ночь. Я осторожно пошел в темноте по узкому коридору и к двери Галатеи.

Дверь не была заперта. Очень тихо повернув ручку, я толкнул дверь, открывая ее, и вошел внутрь.

Стоящая на закрытом сундуке масляная лампа еле горела. Как минимум, в одном я ошибся. Галатея спала, накрытая простыней. В слабом янтарном свете лампы не блестела плоть, лишь неровная ткань с рисунком теней.

Рядом с лампой что-то блестело. Серебряная монета. Уловив ее отблеск, я наклонился и поглядел внимательнее.

Тирский шекель, но не просто шекель. С профилем Мелькарта без носа.

Каков шанс того, что я могу увидеть за один вечер не одну, а целые две монеты, столь редкие?

Я присмотрелся еще внимательнее. Наверняка это та самая монета, которую мне Керинис показывал. Как она оказалась у Галатеи? Разве что Керинис ей ее дал? Зачем бы кому-то давать серебряную монету, такую ценность, простой служанке? Если только она не выполнила поручение куда более ценное, чем разливать вино.

Скольким еще в таверне заплатил Керинис по серебряному шекелю за их безупречную игру? Наверное, по шекелю каждому, и все равно у него их немало осталось.

Я услышал сонный вздох. Повернулся, стоя в ногах у Галатеи. Внезапно разозлившись на то, что меня так одурачили, я схватил простыню за угол и сдернул.

В одном я оказался прав. Галатея спала нагишом. Отсвет янтарного огонька на ее соблазнительной фигуре заставил меня почувствовать укол желания, несмотря на гнев.

Но она была не одна. Рядом лежал Керинис, тоже нагой. Они начали просыпаться, пытаясь нащупать простыню, которую у них так грубо отобрали.

Мне пришла в голову другая мысль, в противовес первой. Что, если Керинис просто заплатил Галатее шекель за удовольствия, а вовсе не за то, чтобы она ходила, делая вид, что двое приезжих дураков невидимы? Если это так, мой гнев не оправдан, а зелье работает. В таком случае они сейчас не должны увидеть меня, совершенно обнаженного.

Но спустя мгновение я освободился от этой утешительной мысли стараниями самого Кериниса. Сонный от вина и, возможно, иных удовольствий, он подвинулся к краю постели, освободив немного места между собой и Галатеей. Похлопал по кровати.

– Хочешь присоединиться, жеребец-римлянин? Мы можем разыграть известное любовное свидание Фафхрда и Серого Мышелова с царицей Лаодицеей!

Галатея рассмеялась, щурясь и глядя на меня сонными глазами. Улыбнулась. Тоже похлопала по свободному месту на кровати.

Значит, оба меня видят.

– Учитель, я не понимаю, почему ты не предпримешь законные меры? Разве в Тире нет магистратов? Вызвать этого мошенника в суд, потребовать возврата денег в обмен на эти никчемные свитки!

В окно проникли первые лучи солнца, когда я разбудил Антипатра и рассказал ему об узнанном. Сейчас солнце взошло уже выше, сверкая над мачтами стоящих в гавани кораблей, а мы все спорили.

– Нет, нет, Гордиан. Я этого не сделаю. Деньги у него, а свитки у меня, и на этом все кончено.

– Это несправедливо, – сказал я. – Тобой воспользовались. Он из нас обоих дураков сделал.

Антипатр приподнял седые брови.