На беду, почти сразу после этого партийный лидер исчерпал свою повестку. Публика начала потихоньку рассасываться. Хольгер-1 понял, что действовать придется в одиночку, разорвал упаковочную бумагу и развернул первый плакат: «„Шведские демократы“ – придурки!» Лучше было бы «Короля – на Луну!», подумал он, но и этот сойдет. Тем более что Селестине этот нравился больше остальных.
Не прошло и пары секунд, как плакат заметили два молодых шведских демократа. И он их не обрадовал.
Оба резво, несмотря на получаемое пособие по инвалидности, подбежали к Хольгеру, вырвали плакат у него из рук и попытались порвать в клочья. Это им не удалось, и тогда один из них вцепился в плакат зубами, в некотором роде подтверждая его актуальность.
Когда и с этим не вышло, его товарищ принялся колотить Хольгера плакатом по голове, покуда тот не разломился пополам. Затем оба повалили беднягу на землю, наскочили на него в своих черных берцах и продолжали прыгать, пока не устали. Сильно истоптанный Хольгер не мог подняться, зато сумел-таки простонать своим мучителям: Vive la République! – и те возбудились снова. Не то чтобы они разобрали, что именно он сказал, но рассудили: раз вякает, значит, желает добавки.
Покончив с экзекуцией номер два, они решили, что негоже оставлять тело жертвы на виду, схватили Хольгера за волосы и за руку и проволокли по всей площади до вестибюля метро. Там они швырнули его на пол возле контролера и напоследок устроили экзекуцию номер три, пнув Хольгера еще пару раз и потребовав, чтобы он, который уже и не шевелился, немедленно уполз в метро и больше не вздумал высовывать рыла на поверхность земли.
– Vive la République! – прошептал истоптанный, но доблестный Хольгер в лицо мучителям, на что те ответили: «Понаехали, гады!» – и удалились.
Подняться Хольгеру помог репортер Шведского телевидения, который вместе со своей операторшей как раз записывал сюжет о маргинальной правоэкстремистской партии, поймавшей в паруса ветер времени.
Репортер спросил жертву нападения, кто он и какую организацию представляет. Растерзанный и растерянный Хольгер сказал, что он Хольгер Квист из Блаккеберга и представляет всех граждан этой страны, стенающих под игом монархии.
– Так вы республиканец? – спросил репортер.
– Vive la République! – произнес Хольгер в третий раз за четыре минуты.
Юная злюка, сделав свои дела, вышла из здания Культурхюсет, но не нашла своего Хольгера, зато увидела скопление людей в вестибюле метро. Она протиснулась вперед, отпихнула телевизионщика и повлекла своего бойфренда под землю – на электричку до Гнесты.
Тут бы история и закончилась, не отсними телеоператорша нападение на Хольгера, все целиком, начиная с безуспешной попытки одного из нападающих порвать зубами плакат. В нужный момент она к тому же сумела заснять крупным планом страдальческое лицо Хольгера, еле шепчущего свое Vive… la… République в лицо здоровым, как лоси, шведским демократам, получающим пенсию по инвалидности.
В урезанной версии избиение заняло тридцать секунд и вместе с коротким интервью появилось тем же вечером в новостной программе. Благодаря исключительному драматизму этих тридцати секунд телеканал за двадцать шесть часов сумел продать права на показ репортажа в тридцать три страны. Вскоре избиение Хольгера-1 увидело больше миллиарда человек по всему миру.
Наутро Хольгер проснулся оттого, что у него все болело. Но кости вроде были целы, и он решил, несмотря ни на что, отправиться на работу. С утра два из трех вертолетов выходили в рейс, а значит, потребуется оформлять кучу бумаг.
Он явился с десятиминутным опозданием, и его начальник – он же один из пилотов – велел ему немедленно возвращаться домой.
– Я тебя видел вчера по телевизору, как ты еще стоять умудряешься после всего этого? Домой и отдыхать, бери выходной, черт тебя дери, – сказал начальник и поднял один из «Робинсонов-66» курсом на Карлстад.
– Ты с такой рожей нам всех клиентов распугаешь, обалдуй несчастный, – сказал другой пилот и поднял другой «Робинсон» курсом на Гётеборг.
А Хольгер остался на полосе – наедине с третьим, оставшимся без пилота «Сикорски-76».
Заставить себя ехать домой он не мог. Вместо этого доковылял до кухни, налил себе утренний кофе и вернулся за письменный стол. Он сам не понимал, что с ним творится. С одной стороны, из него сделали отбивную. С другой – вчерашний репортаж имел оглушительный успех! Что, если республиканское движение поднимется теперь по всей Европе?
Он понимал: вряд ли остался достойный упоминания телеканал, не показавший эпизод, в котором его бьют. А побили его как следует. И репортаж вышел отличный. Хольгер невольно гордился собой.
И тут в кабинет вошел человек. Без предварительного звонка.
Посетитель посмотрел на Хольгера, который сразу почувствовал: это тот человек и та ситуация, без которых лучше бы обойтись. Но проскользнуть мимо посетителя возможности не было, а в его взгляде читалась такая решимость, что Хольгер остался сидеть.
– Чем могу служить? – встревоженно спросил он.