Так сложилось, что тому же самому четвергу 6 мая 2004 года предстояло стать величайшим днем в жизни второго номера. На одиннадцать часов была назначена защита его диссертации.
Но когда в девять утра Хольгер в костюме и при галстуке вышел из дому, чтобы сесть в старую «тойоту» супругов Блумгрен, машины на месте не оказалось.
Стало ясно, что братец-наказание опять взялся за свое, причем наверняка с подначки Селестины. Поскольку мобильное покрытие в Шёлиде отсутствовало, Хольгер-2 не мог позвонить им и потребовать вернуться. Или заказать такси. До шоссе, куда сеть хоть немного добивала, было не меньше полукилометра. О том, чтобы добежать до него, нечего было и думать – как он явится потным на защиту? Пришлось взять трактор.
В десять двадцать пять Хольгер наконец дозвонился. Ответила Селестина:
– Да, привет?
– Это вы взяли машину?
– В смысле? Это Хольгер?
– Отвечай, блин, на вопрос! Она мне нужна! У меня в одиннадцать важная встреча в городе!
– Ах вот оно что, – сказала Селестина. – То есть твои встречи важнее наших?
– Я этого не говорил. Но я забронировал машину на сегодня. Возвращайтесь, черт вас дери. Я очень спешу.
– Боже, не надо так ругаться.
Второй номер собрался с мыслями. Поменял тактику.
– Селестиночка, милая, ну пожалуйста. Про машину давай как-нибудь в другой раз. И про то, кто ее забронировал на сегодня. Но я очень прошу – вернись и подвези меня. У меня правда крайне важная встре…
Селестина нажала отбой. И выключила телефон.
– Что он сказал? – спросил Хольгер-1, который сидел за рулем.
– Он сказал «Селестиночка, милая, ну пожалуйста. Про машину давай как-нибудь в другой раз». Если вкратце.
Вроде бы ничего страшного. А то он уже было забеспокоился по поводу реакции брата.
Хольгер-2 больше десяти минут простоял у шоссе в костюме и полном отчаянии, надеясь поймать попутку. Но для этого она должна была как минимум появиться на дороге. Когда же номер второй сообразил, что давно уже мог бы вызвать такси, то спохватился, что пальто и кошелек остались на вешалке в прихожей. Со ста двадцатью кронами в кармане он принял решение доехать на тракторе до Норртэлье, а там сесть на автобус. Вообще-то правильнее было бы вернуться, взять бумажник, снова вернуться и вызвать такси. А еще правильнее – вызвать такси и, пока оно едет, смотаться туда-сюда на тракторе.
Но стрессоустойчивостью второй номер при всей своей одаренности несильно превосходил блаженной памяти гончара. Он пропустит собственную защиту! После стольких лет и трудов! Кошмар какой!
А это было только начало.
Первой и последней крохой удачи, выпавшей в тот день Хольгеру-2, стало то, что он успел на автобус в Норртэлье, сумев в предпоследнюю секунду заблокировать его трактором. Водитель выскочил из кабины, чтобы сообщить трактористу все, что о нем думает, но прикусил язык, когда вместо ожидаемого деревенщины увидел ухоженного мужчину в костюме, галстуке и лаковых туфлях.
Из автобуса Хольгер позвонил декану, профессору Бернеру, и с глубочайшими извинениями сообщил, что в силу чрезвычайно неудачного стечения обстоятельств опоздает почти на полчаса.
Профессор сухо заметил, что опаздывать на защиту в университете не принято, ну что ж поделать. И пообещал, что попробует уговорить оппонентов и публику не расходиться.
Хольгер и Селестина прибыли в Стокгольм и уже успели расписаться за полученные листовки. Селестина как стратег операции первой ее целью назначила Музей естественной истории, в котором есть целый отдел, посвященный Чарлзу Дарвину и его теории эволюции. Тезис о том, что выживает наиболее приспособленный, Дарвин украл у одного из коллег и использовал в том смысле, что по закону природы выживает сильный, а слабый погибает. Очевидно, что Дарвин – фашист и теперь, через сто двадцать два года после смерти, должен за это ответить. Правда, несколько фашизоидная логика собственных листовок не смутила ни Селестину, ни ее Хольгера. Листовки надо будет потихоньку расклеить по всему музею. Во имя святого дела анархии!
Что и было проделано без сучка без задоринки, поскольку Хольгеру-1 и Селестине никто не помешал. В шведских музеях вообще не то чтобы каждый день давка.
Следующим пунктом стал Стокгольмский университет, благо до него было рукой подать. Селестина взяла на себя женские туалеты, а Хольгера отправила по мужским. В первом же из них все и случилось. Хольгера поймали прямо в дверях.
– А, так вы уже тут? – спросил профессор Бернер.
Он повлек изумленного Хольгера по коридорам к аудитории номер четыре, покуда Селестина продолжала заниматься дамскими комнатами.
И не успел тот хоть что-то понять, как оказался на кафедре перед пятьюдесятью с лишним слушателями.
Профессор Бернер произнес вступительную речь на английском, с большим количеством разных слов и витиеватостей, так что суть Хольгер уловил с трудом. Похоже, от него ждут выступления о пользе ядерного взрыва. Спрашивается, почему?
Впрочем, он готов, хотя говорит по-английски не то чтобы блестяще. Но важно ведь не как человек говорит, а как он думает, не так ли?