Парни, одетые в черную спортивную форму, а некоторые и вообще только в ее нижнюю половину, переговаривались вполголоса, однако их разговоры доносились до балкона лишь невнятным эхом. Не то чтобы меня интересовали бледные чахлые торсы сокурсников Чейса-младшего или их разговоры.
– Алекс! – сверху окликнула я жениха.
Позвала одного, но повернулись абсолютно все парни. Едва не закатив глаза на проявление коллективного разума, я мотнула головой, прося Александра подняться. Неожиданно он посмотрел куда-то в сторону. Оказалось, в нише на скамье сидела знакомая стипендиатка с пухленькой книгой, раскрытой на коленях.
В смятении пассия Алекса подняла на меня глаза и опалила горячим взглядом. Делать вид, будто она незаметна на фоне некрашеных стен, никто не собирался. С высокомерной усмешкой и с королевской надменностью я кивнула ей, давая понять, что не страдаю проблемами со зрением и прекрасно ее рассмотрела. Девушка быстро опустила голову и притворилась, будто страшно увлечена чтением.
Дожидаясь, пока Александр поднимется на балкон, я повернулась к залу спиной и оперлась о высокую балюстраду. За окном медленно расцветали грязноватыми сумерками оцепенелые окрестности. Низкие облака, почти лежащие на скалистых пиках, грозили скорым снегом. Горный пейзаж был мрачен, монохромен и уныл.
– Судя по тому, что ты здесь с раннего утра, вчера пришел ответ отца и он тебе не понравился, – вместо приветствий произнес Александр, прислоняясь спиной к перилам рядом со мной.
– И тебе доброе утро, – покосившись на него, сухо отозвалась я.
Он был взлохмачен и полон бурлящей энергии. Стараниями знахарей разбитые губы зажили, не осталось ни синяка, ни намека на недавнюю драку в центральном холле. В руках он держал обтянутый коричневой кожей термос. В нем наверняка плескался охлажденный восстанавливающий тоник, дикая смесь из травяного отвара и сока растения аскаром, повышающего уровень магии в крови. Вроде кофе для страдающих от недосыпа. Почему-то немедленно вспомнилась коробка с шариками галькоу, и от неприятных мыслей я высказалась резче, чем хотела:
– Ты ведь знал, какое соглашение заключили наши родители?
– Добро пожаловать во взрослый мир, моя милая невеста.
– Бывшая, – поправила я.
– Вообще-то, нет.
Рассматривая вид за окном, он лениво отвинтил крышку термоса и прихлебнул тоник. Неожиданно пришло понимание, что близость Алекса больше меня не волновала, как и присутствие той умненькой простушки с книжкой внизу. Удивительно: я бесконечное время полыхала Александром Чейсом-младшим, но перегорела как будто вдруг, в один момент, и ничего внутри не отыскивалось.
– Как ты планировал расторгнуть помолвку, чтобы не приплачивать моим родителям?
– Если бы мы вместе объявили о нежелании жениться, то им пришлось бы подчиниться и отменить соглашение. Например, на твой день рождения официально закончить со всем этим брачным абсурдом. Он ведь у тебя в январе?
– Господи, ты даже запомнить не смог… – пробормотала на выдохе.
– Что? – не расслышал Алекс.
– Значит, так и будем действовать!
Я запретила себе оценивать его слова и фантазировать, как именно он думал убедить меня, что пора бы знать честь и свалить на все четыре стороны с почетной должности его временной невесты. С другой стороны, не пришлось бы платить собственным наследством за то, что меня торжественно бросили в день совершеннолетия.
– Напишу папе, что ты тоже заинтересован в разрыве соглашения, – резковато произнесла я. – Не собираюсь отдавать твоему отцу бабушкино поместье.
– Вообще, я тоже не планировал отдавать поместье в Ос-Арэте и мамины драгоценности, – насмешливо отозвался он.
А я и не знала, что богатая коллекция украшений первой госпожи Чейс должна была отойти нашей семье в качестве компенсации. Мать Алекса умерла, когда мы были совсем детьми. Я помнила ее очень смутно и больше по портретам, спрятанным на чердаке поместья Чейсов: красивая ухоженная женщина, одетая, как на прием к королю. Сыну достались ее пронзительно-синие глаза.
– Твой отец приезжает сегодня? – уточнила я. – Когда ты с ним поговоришь?
– Слушай, Шарлотта… давай не будем портить Новый год, – неожиданно замялся Алекс. – Поднимется шумиха, Ирэна напишет Лилии, а у меня планы на эти выходные дни…
Тут он был прав. Катаклизм случится страшный! Папа ничего не рассказывал маме, ожидая моего решения, поэтому пока нервная система окружающих и моя в том числе были в относительной безопасности.
– Хорошо, – буркнула я недовольно. – Соглашаюсь только потому, что знаю характер своей матери. Но на мой приезд на новогодний прием не рассчитывай.
– Слышала поговорку «блажен, кто верует»? – усмехнулся он.
– Нет, но удивлена, что ее знаешь ты, – огрызнулась в ответ. – Я пошла!
И только развернулась, чтобы с гордым видом, возможно, покачивая бедрами, удалиться из зала, продемонстрировав замечательный задний фасад дорогущего платья, как в затылок прилетело самым язвительным из всех возможных оттенков голоса:
– Кстати, как прошел урок фигурного катания?
Господи, опять эта дурацкая привычка заставлять человека останавливаться! Бесит страшно.