Редактор просматривал свежий номер газеты, он не сразу оторвался от этого занятия, только показал на кресло. Сделал несколько пометок карандашом, отложил номер, спросил, глядя через свои непроницаемые толстые стекла:
— Как у вас с очерком?
Щеточкин стал рассказывать про вчерашнее посещение. Он ждал, что редактор перебьет его и спросит, зачем он потерял зря столько дней. Не умеет написать очерка, так и не надо было браться! Но Петр Николаевич слушал, не перебивая. Когда Щеточкин окончил свой рассказ, редактор постучал карандашом по столу, поправил очки, спросил, пытливо глядя на молодого журналиста:
— Думаете, не надо давать очерка?
— Я не могу написать! — вырвалось у Щеточкина.
— Любит, говорите? — неожиданно спросил редактор.
— Очень любит. Хороший он человек. Мне кажется, очень много он сделал, чтобы Клава успеха добилась. Сам-то не говорит, но это чувствуется.
Редактор почесал тупым концом карандаша переносицу, потом стукнул им по стеклу и заключил:
— Не будем давать очерка! Подберем другую кандидатуру. Ладно, идите к себе в отдел.
Михаил Максимович сразу нагрузил Щеточкина толстой пачкой писем для правки. И незадачливый очеркист подумал, что теперь долго-долго сидеть ему над обработкой чужих корреспонденций. Ему казалось, что все в отделе посмеиваются над ним.
Под вечер торжествующая Катя положила перед Щеточкиным листок бумаги:
— Распишитесь, что прочитали приказ. Вот здесь. — Она показала розовым пальчиком, где надо расписаться.
Щеточкин с удивлением прочитал, что он назначается очеркистом при секретариате, с месячным испытательным сроком. Катины пальцы словно случайно скользнули по его руке.
— Поздравляю! — шепнула она и подмигнула в сторону Михаила Максимовича, как бы торжествуя победу над ним.
Она ушла, а Щеточкин сидел, с удивлением думая о том, как он стал очеркистом, так и не написав ни одного очерка.