Нейроны льда

На педагогический совет Домна надела толстый кардиган – со стороны дальнего окна прилично так тянуло холодным воздухом. Она удобно уселась на стул с высокой спинкой и приготовилась подавлять зевоту на протяжении пятнадцати или двадцати минут – ей представлялось, что в старом, никому не нужном садике вроде «Ивана Царевича» словосочетание «педагогический совет» следует произносить лишь в очень редких случаях – всё здесь напоминало фешенебельный хлев, а не дошкольное учреждение. Запустение «Ивана Царевича» напоминало Домне старость закоренелого алкоголика, который проснулся однажды поздним утром, а у дверей его ждёт скучающая смерть. «Как это ты умудрился проспать собственный отход в мир иной?» – спрашивает его смерть. А у алкоголика в уме и памяти только бред и суета никчемная. Такое печальное сравнение подсказали противоречащие друг другу указания Правищевой, обшарпанная обстановка «хорошего детского сада» как признак разворованного финансирования и сломанная психика некоторых сотрудниц. Глаза и облик сломленного человека… присмотревшись внимательно и увидев такое однажды, вы не сможете перепутать уже ни с чем. Даниэль объяснял ей когда-то, что высшей точкой мастерства для частного психиатра является «воскрешение» сломленных людей – государственный психиатр просто не осмелится так рискнуть ради отдельно взятого пациента. Домна вблизи смотрела на сломанных Правищевой воспитательниц, и ужасало то, что… они знали, что их сломали. Воспитательницы отдавали себе отчёт, что их личность разорвана и срастается (или срослась) заново – они признали себя бывшими в употреблении. Домна смотрела во все глаза и видела, что заведующей заметен её интерес, и очень сожалела только о том, что подобно Даниэлю не умеет «воскрешать». Она хотела бы «воскресить» жертв заведующей хотя бы потому, что мертвецам нельзя касаться детей. Моральные калеки не должны заставлять деток вдыхать удушливый пар воспитательского выгорания. Все дети чувствуют радиоактивное отчаяние взрослых, только не в состоянии объяснить маме, почему рядом с тётей Мотей хочется плакать, драться и ругаться, а рядом с тётей Фёклой хочется петь или спокойно играть.

Выбравшись изо всей этой истории в здравом уме, Домна планировала написать статью под названием «Симфония некомпетентности», ни больше, ни меньше. В который уже раз за сегодняшний день Домна остановилась у окна, с удовольствием следя глазами за длинными тоненькими слёзками умного печального дождя на оконном стекле. Бесстрастное серое небо с недоумением заглядывало в недра глупого людского мира, и не могло найти признаков любви даже там, где в большом количестве содержались чистые и наивные существа – дети. Их ангелы-хранители в белых одеждах сильные и яркие, тогда как ангелы взрослых потрёпанные и полупрозрачные, в любую минуту готовые покинуть умершего грешника, и вернуться на Небо, вымаливать очищение, в надежде вернуть былое могущество и сильные ослепительно-белые крылья, повреждённые во время жизни с человеком. Домна очень долго была атеисткой, но сегодня ощущала настоятельную необходимость посетить Храм Божий.

– Педсоветы проходят в музыкальном зале, – объяснила Людмила Борисовна, проходя мимо во главе ровной колонны маленьких детей.

– Спасибо. – Тихо ответила Домна, отвечая мудрой незлой женщине, ни от кого не готовой принимать благодарность. Вежливость здесь служила прелюдией предательства.

Здесь, в эпицентре зломудрствования, на собрании тоскливых людей, Домна спасала свою надежду воспоминаниями о Даниэле, о его голосе и той любви, замены которой не бывает. Пока её ум помнит голос смех Даниэля, она не одинока.

Задумчивые усталые женщины молча собирались в просторном серо-зелёном зале, рассаживались и тут же утыкались в экран телефона, словно боясь нечаянно обнародовать скепсис по поводу предстоящего собрания. Хмурая, вдумчивая Людмила Борисовна не утруждала себя похуданием и была полной ровно в той мере, в какой и следует пополнеть обычной женщине лет пятидесяти двух. Не каждая из представительниц слабого пола станет изнурять себя прокачкой пресса и Т-образной стойкой для укрепления мышц кора, если в её жизни количество стрессов и унижений на работе накрывает штормовой волной и жизненной энергии хватает лишь на то, чтобы кое-как выспаться и терпеливо молчать, пока беснуется начальство.