Неискренне ваш

– Что с тобой такое? – спросила Ольга Сергеевна в ту же секунду, как только увидела дочь на пороге.

– Папа не хочет возвращаться, – сразу же ответила Саша.

Наверное, это было жестоко, но у нее просто не хватило сил придумывать подходы, чтобы смягчить удар. Кроме того, ей требовалось отвлечь внимание от себя, чтобы мама не почувствовала ее горя и не вгрызлась в самое сердце – из лучших побуждений, разумеется. Когда Саше бывало плохо, ей всегда хотелось спрятаться, как зверьку, отлежаться в тишине и темноте, и всякое сочувствие ее только обременяло.

– Да я и не рассчитывала, что он вернется, – удивленным тоном ответила Ольга Сергеевна. – Ты что, правда думала, будто я питаю какие-то надежды? Конечно, я до сих пор злюсь на него и обижена, но я же не дурочка. Что он тут видел? Дом – работа, дом – работа… А теперь вот вырвался на волю, ездит из одной страны в другую вместе с женщиной, рядом с которой чувствует себя молодым. Это же… прекрасно! Давай простим его, Сашка, а?

– Ты что, пьяная? – спросила Саша без особого интереса.

После чего скинула туфли и швырнула сумочку на банкетку. Сумочка ударилась о стену и перевернулась, нелепо встав на ребро. Но Саша оставила это без внимания.

– Я не пьяная, я – здравомыслящая. Я – мудрая, – ответила Ольга Сергеевна, следуя за дочерью на кухню.

Саша достала из холодильника кувшин с морсом, налила себе полный стакан и залпом выпила.

– Ты два года ковыряла мою печень чайной ложкой, – сказала она раздраженно. – Ты не могла забыть папиного предательства. И вдруг – здрасьте! – в один миг стала эталоном доброты.

– Понимаешь, я тут представила, что будет, если он вернется и я его прощу, – с каким-то детским азартом принялась объяснять Ольга Сергеевна. – Будет сущий кошмар!

– Ты начнешь сравнивать себя с Линой, – сказала Саша, – мы уже это обсуждали, кажется.

– Нет, это ОН начнет сравнивать меня с Линой, – Ольга Сергеевна тоже налила себе морса. – А даже если он не станет сравнивать, я решу, что он сравнивает. В конце концов мы оба сойдем с ума и снова разругаемся. Только ему уже некуда будет уходить, понимаешь?

– По-моему, это какая-то чушь собачья, – заявила Саша. – Сплошная демагогия. Ты или хочешь вернуть человека, или не хочешь – все очень просто.

– Нет, непросто, – Ольга Сергеевна неожиданно разозлилась. – Это в восемнадцать лет все просто. Когда у молодого мужа за плечами только средняя школа и пара поцелуев на выпускном вечере.

– Сдается мне, ты совсем не знаешь, чем живут нынешние школьники, – скептически заметила Саша.

– Лина, какая бы она ни была, все же человек – со своими чувствами и надеждами.

– Да ты что? – хмыкнула Саша.

Она держалась изо всех сил. Ей хотелось улизнуть в свою комнату, закрыться на замок, упасть на кровать и – думать. Думать о том, как теперь быть.

– Не ерничай, – одернула ее Ольга Сергеевна, плюхнувшись на стул и обмахнувшись кухонным полотенцем, подвернувшимся под руку. – Ты вот в прошлый раз заморочила мне голову, и я стала строить дурацкие планы. И сейчас мне стыдно.

– Так вы с папой уже договорились о встрече? – Саша бродила по кухне, совершая беспорядочные и бессмысленные действия вроде открывания и захлопывания дверцы холодильника.

– Да, на послезавтра, – ответила Ольга Сергеевна столь озабоченным тоном, словно говорила о записи к врачу. – И что-то подсказывает мне, что встреча будет короткой и неловкой. И абсолютно бессмысленной.

– Может быть, – рассеянно ответила Саша, приложив руку ко лбу.

Ольга Сергеевна посмотрела на нее удивленно. Она рассчитывала на бурную полемику, мечтала жарко спорить, выплескивая все, что передумала за сегодняшний день.

– У тебя что, температура?

– Нет, просто голова болит, – ответила Саша.

Почему она сразу не соврала про головную боль? Надо было начать притворяться прямо в коридоре. Не пропало бы столько времени.

– Хочешь прилечь? – озабоченно спросила Ольга Сергеевна.

– Да, выпью таблетку и лягу.

Улизнув из кухни, Саша ворвалась в комнату, захлопнула за собой дверь и прижалась к ней спиной. Все, она одна. Сердце ее дрожало и трепетало, будто подвешенное на ниточке. Стас считает ее предательницей. И если она ничего ему не объяснит, будет считать так до конца жизни. Она вспомнила его оживленную физиономию во время встречи на бульваре и неожиданно поняла, что он только притворялся веселым. Он играл, как и она. Даже если ему отлично живется с Кирой, предательства он, конечно же, простить не мог. Горохов – не мог.

* * *

– Неужели дома никого нет? – удивился Стас, стаскивая с себя куртку.

У него был радостный вид, и румянец на щеках ясно говорил о том, что от метро он шел пешком – наверняка энергичным шагом. И то, что машину пришлось отдать в ремонт, не сильно его расстроило.

– Почему никого? Я есть, – ответила Кира, нахмурившись. – Проголодался? – Она подалась к нему и поцеловала тягучим влажным поцелуем, как будто запечатала мужу рот сургучом.