Неисправимый бабник. Книга 2

– Русские бабы – все такие, – сказал Митрий. – Зато работают как лошади и зарплату в дом приносят наравне с мужчиной. Там жена не то что у нас – только детей рожать да хозяйство вести. Там жена как глава семьи – всех кормит. А в войну как себя проявили русские бабы!

– Незачем бабе работать как лошади, – начал Юра Рыбарь, – да водку пить как молоко. Пьяный мужик – беда, пьяная баба – несчастье. Пусть она лучше дома сидит, хозяйство ведет, уют в семье поддерживает. А потом, не все русские одинаковы. Вон у Гамора жена из России – образованная женщина, шесть классов окончила, не пьет совсем, свекрови помогает. Мать Николая не нарадуется на нее. Верой ее зовут. Эта Вера здесь хочет жить, корову держать, а городская. Родители у нее шахтеры, а все шахтеры – зажиточный народ. А ваша невестка… Что-то не видно ее около дома. Она что, болеет?

– Ей, видать, климат не подходит, – сказал Митрий. – Ты, Витя, побольше ей наливай. А ночью давай ей спать, а то вы, видать, всю ночь того, не спите, целуетесь, а днем она отсыпается. Куда ей, бедной, деваться? Го-го-го!

* * *

Вскоре поползли нехорошие слухи. Лиза больна, беспробудно пьет, всю самогонку у бабы выпила. Витя теперь по соседям бегает, скупает бормотуху. Сутками спит, ничего не делает, под себя писает, в туалет идти ей лень. Отец ее, полковник КГБ, скоро приедет, заберет ее отсюда и будет лечить от алкоголя. Она так похожа на еврейку, что нельзя в том даже сомневаться. Однажды пошла за водой к колодцу с тазиком, а не с ведром, как полагается, и чуть не утопла. Ребятки за ноги ее тащили да на голой заднице прыщи считали. Этот Витя здорово прогадал, но так ему и надо: незачем было куда-то ездить, какую-то Суру искать, когда в своем селе девушек полно. Потянуло его куда-то. А теперь пусть попробует разобраться. Небось, по пьянке его в загс потащили либо судить должны были за что-то, да вместо лишения свободы на полковничьей дочке жениться заставили. Иначе и быть не могло. Не мог же он, трезвый парень, по своей собственной охоте на такой дуре жениться. Жаль его, конечно. Пострадал парень зазря.

– Куда ты, сынок, смотрел? – спросила мать однажды, вытирая глаза кончиком головного платка. – Люди смеются… Что она все лежит, как дохлая лошадь? Пойди подними ее.

– Потерпите, я скоро уеду на заработки, а потом… потом уедем к ее родителям. Мне на учебу, а она пусть спит на глазах у своей матери, – сказал сын, и мать поняла, что он сам расстроен донельзя.

* * *

И вот накануне первого сентября молодые вернулись в город, к родителям Лизы. Валентина Ивановна встретила их с распростертыми объятиям:

– Доченька, как ты поправилась! Я так рада! А то мы с отцом всякое думали. Почему ни одного письма не написала? Отец уже собирался гонца посылать. И вот ты здесь! Хорошие там люди, правда? И никаких бендеров нет, теперь я вижу. Ты, моя Лизонька, весишь не менее ста двадцати килограммов, как и отец, и твой муженек рядом с тобой – что палка возле телеграфного столба. Вот это да! Никогда не думала, что там такое изобилие и такие хорошие люди. Кто тебе готовил? Свекровь? Я подарок ей пошлю. Дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни.

Вечером Никандр Иванович вернулся с работы. Он тоже был чрезвычайно доволен. Потеплел, бутылку извлек из холодильника, усадил зятя рядом и сказал:

– Я, когда партизанил… Короче, я хотел сказать: ты босяк, но не отпетый босяк. У тебя мать хорошая женщина, у нее свой дом, а у дома хозяйство – крепкое, социалистическое. Моя дочь, как посланец ленинской партии на далеком западе, была принята как полагается. Сие не может нас с Валей не радовать. А значит, мы примем такое решение. После окончания университета мы отпускаем Лизу к тебе на твою родину. Может, и мы, старики, на лето к вам приедем. Ты переведешься на заочную форму обучения, и вы будете оба учительствовать. Вступишь там в партию, станешь дилехтором школы, потом начальником школ области, потом министром народного образования Украины, и вы будете жить в Киеве. В Киев и мы с Валентиной к вам переберемся.

– Но…

– Никаких «но», ты слушай, что тебе говорят. Когда вы переберетесь в Киев, моя душа станет на место. Это будет некая компенсация за мои переживания. Я-то планировал выдать ее за дипломата, а она вышла за голодранца, и вот этот голодранец становится министром народного образования республики. Это еще не дипломат, но уже что-то. Давай тяпнем за эту идею!

– Папенька, я согласна, я стояла за дверью и все слышала. Какой ты умница! Налейте и мне по этому случаю, я тоже хочу поддержать этот тост, – прощебетала Лиза и повисла на шее отца.

Будущий министр народного образования Украины высоко задрал голову, выпил рюмочку до дна, и не потому, что верил в бредни тестя, а потому, что он впервые почувствовал, что ему в чужой семье, где он промучился целый год, стало теплее, уютнее и спокойнее.