Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Тут Катюша, спокойно улыбаясь, – за одну эту улыбку Первый был готов ее расстрелять, – брала его под руку и вела по деревне. В каждом третьем дворе торчали белые колонны. Они были сделаны из легкого, но прочного пластика и практически ничего не стоили. Поэтому Андрей посылал их Сергею в неограниченном количестве, и они с Барсовым с любопытством наблюдали, как колхозники водружали их у входа в старые разваливающиеся избы, иногда веревкой приматывая к крыльцу. Колонны вздымались выше крыш их домов, выглядели совершенно нелепо, но наполняли бесхитростные крестьянские сердца невероятной гордостью.

Секретарь был вынужден заткнуться и уехал, пребывая в полном убеждении, что колонны – мраморные. Уже через два часа вместо него примчались два проверяющих лица по поводу незаконной торговли мраморными изделиями. Они перещупали все колонны, одну из них потребовали распилить, увидели, что она пустая внутри, и уехали, совершенно неудовлетворенные тем, что никого не смогли арестовать или хотя бы привлечь к ответственности.

– А что я сделаю? – объяснял следователь, вызванный в обком. – Они там чуть ли не из картона дом строят. За это к ответственности не привлечешь. И стены из камня какого-то дурацкого – на свалке, наверное, нашли. Да он развалится у них через неделю.

«Через неделю» Первого не устраивало. Этот возмутительно огромный и роскошный дворец не имеет права на существование в частном секторе. Он не должен существовать ни одного дня. Первый так и сказал следователю. Но тот впервые его не поддержал.

– Я просчитал его стоимость. Он одним рабочим платит столько, сколько… – он немного пошевелил губами, потом махнул рукой и выложил перед секретарем цифры.

Они долго вместе щелкали на счетах, и через двадцать минут Первый посмотрел на следователя безумными глазами. Получалось, что только зарплата рабочим приблизительно была равна годовому бюджету их города. А если прибавить еще стоимость стройматериалов, экскаватора и отделки…

– Не может быть! – потрясенно произнесли они хором. Эти цифры не просто поражали воображение. Они внушали страх. Потому что ни один советский чиновник, как ни воруй, не мог заработать столько.

– Хоть с работы меня снимайте, – хрипло сказал следователь, – я на него дела заводить не буду! Кто его знает, кто он такой. А у меня жена и дети.

Первый немного подумал.

– А версия со шпионом?

Следователь нервно моргнул.

– Никаких шансов.

Секретарю не хотелось расставаться с этой мыслью.

– Он распространяет политические слухи. Про арест Лаврентия Павловича Берия, и можно еще материал пособирать…

– Во-первых, это время уже прошло. Во-вторых, какой шпион будет так явно сам себя сдавать? Нет, здесь что-то посерьезней. Послушайте моего совета, – сказал следователь как можно убедительней. – Оставьте вы его в покое. Тут так все странно… мы проверим, конечно. Запросы пошлем и прочее. Но он нас раздавит, как мух. С его возможностями…  сами понимаете.

Первый понимал. Если в машине правосудия что-то сработает не так, – а предугадать, как сработает советская машина правосудия, было в принципе невозможно, – то она обрушится всей своей мощью на самого секретаря. А мощь у советского правосудия была что надо! Единственным ее недостатком было то, что она была не совсем управляема. Вернее, управление этой мощью не имело практически ничего общего с правосудием. Поэтому, на радость руководителям эксперимента, высокое начальства оставило Бахметьева в покое. На данный момент их гораздо больше интересовали события в городе.

А в городе Средневолжске на следующий день после шоу целый день вещал на площади громкоговоритель. На этот раз громкоговоритель был хриплый и невнятный, и голос был какой-то нудный. Голос неразборчиво бубнил что-то о зловредном разлагающем влиянии Запада, который завидует замечательному социалистическому соревнованию и перевыполнению норм труда на заводах и стройках. И злостно отвлекает от созидательного труда сомнительными шоу. Но наши советские граждане должны быть выше этого. Они не должны поддаваться на провокации Запада и не должны собираться на площади. А должны, наоборот, укреплять свои семьи по вечерам, а днем перевыполнять нормы труда на рабочих местах.

На площади дежурили наряды милиции. Средневолжцы, возвращаясь по вечерам с работы, норовили обходить площадь стороной и старались не слушать призывы к социалистической бдительности. Громкоговоритель бубнил все дни напролет и замолкал только к ночи, чтобы утром включиться опять.

На четвертый день после шоу немного сонное население отправилось на работу. Громкоговоритель наконец-то молчал: видимо, весь набор призывов к бдительности был исчерпан.

Зато вдруг заговорил совсем другой голос:

«При абсурдной однопартийной системе осуществление принципов демократического справедливого государства становится таким же обманом народа, как пресловутые коммунистические идеалы…»