Первый из штатских почти подбежал к Цветкову, уже держащему руку на стеклянной ампулке. Второй штатский подбегал с другой стороны и был уже от Цветкова в двух прыжках. Далее произошло следующее, дорогие мои. Уже не за секунды, а просто за мельчайшие доли секунд этих.
Пожилой, сидевший под крышей Арены, вскочил из-за своих мониторов на ноги и отдал в воротничок рубашки короткую команду. Нам с вами ничего не слышно в диком гаме, который поднял своим появлением из глубин сам Виталий Мормышкин, мы только можем прочитать по губам то единственное слово, которое произнес пожилой:
– Огонь!
И тут же и первый, и второй, и третий, и еще человек восемь или десять штатских молодых людей, уже почти добежавших до Цветкова, на ходу вытащили пистолеты и открыли по нему, по нашему Косте Цветкову, шквальный огонь. И одновременно открыли по этим штатским огонь из своих пистолетов полковник, майор и капитан, привезенные Чижиком и приведшие экипированного в скафандр Костю на край балкона второго яруса. И одновременно дурак лейтенант вместе со своими подчиненными начали метаться внутри огненного шквала и, разумеется, тоже попали под пули. Словом, возник обычный русский кровавый бардак.
Ни стрельба, ни вопли ужаса со второго яруса не были слышны внизу, где звучало только «Слава! Слава! Слава!». Но пожилой под крышей Арены с размаху ударил по огромной, как шляпка мухомора, поднятой над приборной перед ним панели красной кнопке, и тут же кресло с сидящим в нем Мормышкиным начало опускаться, а стол Президиума – сдвигаться. Мормышкин удивленно крутил головой на жирной шее.
Солдатская задница больше не прижимала Цветкова к бортику балкона. Да Цветков и не смог бы почувствовать сейчас ее давления. Потому что и Цветков, и прикрывавший его солдат были убиты мгновенно, самыми первыми.
Мы вам не сказали, почему это вдруг Константин Цветков натянул на себя еще в кабине чижиковского КАМАЗа дурацкий желтый комбинезон с кислородным аппаратом. Оно конечно, чем необычнее одет человек, тем он меньше привлекает внимания, ясен пень. Но дело еще и в том, что ни сам Чижик, ни тем более полковник, майор и капитан не надеялись остаться живыми в ближайшие десять-двадцать минут, и, разумеется, не остались. Но Цветков, Цветков! Цветков должен был правильно открыть и распылить не только первую ампулу, но и вторую, причем вторую – уже совершенно прицельно, уже в прыжке, уже точно в Мормышкина, если по Мормышкину не сработала бы ампула первая. Никто невинных людей убивать не собирался, пусть они и явились рукоплескать Виталию Алексеевичу. А куда ж им деваться? Жить хочешь – рукоплещи. Но теперь-то не из пистолетов же садить со второго яруса вниз! Вот почему он, Костя Цветков, должен был остаться живым хотя бы пару минут, хотя бы одну минуту, да что! хотя бы десять секунд после начала акции и, следовательно, защищенно дышать кислородом. Тут маска, захваченная Костею в своей лаборатории, не годилась.
И Костя справился, дорогие мои! Мертвый, с разлетевшимся на куски сердцем, Цветков перегнулся через ограждение яруса и медленно, словно бы во сне тысяч людей, упал вниз, прямо на стол перед опускающимся в свои глубины Мормышкиным. Как мы вам уже сообщили, никто более не поддерживал Цветкова перед ограждением, потому что убитый солдат упал назад, в проход, а сверху на него рухнул мертвый лейтенант, затем убитый полковником первый штатский, затем убитый полковник, так по-московски «акающий» и от которого так ужасно пахло дешевым табаком…