Неистощимая

– Он не буйный, господин хороший, – отнесся санитар к Красину. – Не извольте беспокоиться. – Санитар размахнулся и со спины залепил старику оплеуху, голова старика качнулась и упала на подбородок. – Не буйный, изволите видеть, но иногда заговаривается. Инда бесперечь тайну какую раскрывает, кому ни попадя… – У! Сопля старая! – санитар вновь замахнулся, но не ударил. – А ничо, – он подхватил старика под мышки, поскольку ноги у того подогнулись, – в момент доташшым до палаты… То ись, в момент!.. А с вас, господин хороший, на поправку, то исть… Полагается поблагодарить, порядок такой, – санитар, как и давеча, протянул к Красину раскрытую ладонь.

– Сейчас, – сказал на это Красин, за последние два дня наладившийся быстро решать все вопросы, – сейчас. Повернись-ка, любезный, ликом своим ко мне, ежли просишь. Secundum facta sua retríbuam eis[90] – вдруг с-Дону-с-моря вспомнил Красин из латыни.

– Ась? – послушный санитар повернулся, и Красин уже со всем удобством, не боясь задеть старика, от души ударил кулаком санитара в зубы; ужасный раздался хруст, санитар рухнул на пол, вряд ли хотя пара зубов осталась у него во рту после этакого удара; и второй звук раздался сразу же – кегельный такой звук, с которым лысая санитарская голова ударила в железный пол. Ручка-то у Красина, мы вам уже говорили, ручка-то, значит, у Красина была дай Бог всякому. Красин успел подхватить старика.

Изо рта сумасшедшего сочилась слюна, глаз он не открывал, но дышал – тихонько, еле слышно. Прислушивающийся к старику Красин и не подумал, почему это он, Иван Красин, порядочный и вменяемый человек, который день только и делает, что бьет и убивает. Что такого с ним, с Иваном Красиным, произошло? И не посмотрел, а из-под виска и челюсти санитара тоже начала сочиться кровь, быстро образуя красное озерцо вокруг головы. Рядом останавливались люди, тихо переговариваясь – видимо, персонал или же больные, Красин уже ни на что более не желал реагировать.

– Глеб Глебович! – позвал он. – Ваше сиятельство! Вы слышите меня?

– С-лышу, – ясно отвечал старик, не открывая глаз.

– Вам надо выйти отсюда.

Тот закашлялся, и все никак не мог остановиться; вместе со слюною из стариковского рта начала тянуться тоненькая розовая струйка крови; он все кашлял, пока Красин не понял, что старик не кашляет, а смеется: – Кхе-кхе… Кхе-кхе… Кхе-хе-хе… Кхе-хе-хе… – смеется неостановимо, словно бы невесть какую веселую шутку выразил сейчас Красин: – Кхе-кхе… Кхе-кхе… Кхе-хе-хе… Кхе-хе-хе…

И действительно, скажем мы, смешно Красин высказался – «надо выйти отсюда». Хе-хе-хе-с. «Выйти отсюда». «Ну, выведи», – словно бы говорил своим кхеканьем старик.

Красин подхватил почти невесомое тело на руки и понес к выходу. Такие были глаза у Красина, что никто не решился его остановить.

3

Они нисколько не скрывались – так полицейская сирена в охранительном авто, спешащем на происшествие, бурaвит воздух, издали словно бы предупреждая нарушителя: остановись. Остановись. Так вот и они – четверо или даже пятеро, Цветков не разобрал – так вот и они шагали в берцах своих, стукая каблуками во всю ногу; топот, обгоняя людей, шел по коридору, как от стада слонов. Впрочем, с каким звуком стадо слонов идет по коридорам родного его цветковского института, Цветков, по правде сказать, никогда не слышал. Он и слонов-то видел, чтоб не соврать, а мы никогда не врём, слонов, вернее – одного слона Цветков видел тоже один-единственный раз – в детстве в зоопарке. И слон тогда никуда не шел, а понуро стоял в загоне и лениво шевелил хоботом гору сена на полу. Короткие обрезки бивней тускло мерцали грязным желтым светом биллиардных шаров.

Да, так, значит, не то, что кого-нибудь желая упредить о своем приближении, а просто в головах даже не держа, что надо бы не шуметь, ежли хочешь поймать потенциального злоумышленника, четверо или пятеро охранников, вразнобой топоча, с дежурным обходом шли по институту, и в топоте тонко-тонко слышалось еще словно бы клацкание маленьких подков – это впереди, проскальзывая когтями по старому паркету – ковровые-то дорожки содрали уж Бог знает когда, – впереди шла овчарка, невидимо для Цветкова раздраженно поджимая задницу и показывая резцы в ощере. Никаких злоумышленников патруль тут встретить не ожидал, а овчарка хотела пить и есть, ее не напоили и не накормили перед выходом наряда на маршрут. Не кормить собаку перед работой – это да, правильно, а вот поить… В миске у собаки, чтоб вы знали, дорогие мои, в собачьей миске всегда должна быть вода. Эти топочущие вахлаки – ну, мы вам об этом сообщаем – просто забыли налить в миску воду.

Цветков вжался в стену.