Неистовая волна

В доме ударно потрудилась волна. Разбросанная мебель, вода на полу. Правили бал три знакомые морды – у подполковника глаза полезли на лоб от удивления! Так вот кто сбежал из следственного изолятора! Убийцы, опасные рецидивисты, мать их в душу! Посреди вселенского разгрома на мокром шезлонге с бутылкой початого виски восседал Роденберг Сергей Карлович по кличке Фриц – ехидный, с прищуренным оком, в самом превосходном расположении духа. Он присосался к бутылке, зычно срыгнул. У дальней стены приплясывал лысоватый Осадчий (погоняло Боксер) – ржущий, разболтанный, точно на шарнирах. А на мокром диване исполнял разнузданный экзотический танец третий арестант – Хорунжев Николай Васильевич по кличке Гоголь. Штаны уже были спущены, он картинно стягивал с себя пропотевшую майку. Волосы на макушке торчали наподобие «ирокеза». «Любовная прелюдия» была в разгаре. Между ногами Хорунжева извивалась женщина в разорванной майке. Ей связали руки за спиной, лицо уродовали кровоподтеки, нижнюю губу рассекала царапина. Сил кричать уже не было, она только мычала. В дальнем углу лежало еще одно женское тело – руки разбросаны, шея свернута. Спутанные волосы мокли в воде. «Отработанный материал». Поздно нагрянул в гости подполковник Горбатов, ох, поздно…

– А ну-ка, крошка, сделай мальчику менуэт! – ржал Хорунжев. – Тебе понравится, понравится, не бойся! Сейчас ты убедишься, что жизнь прошла зря, ты такое в ней пропустила! А ну, не дергаться! – он схватил несчастную за горло, та захрипела, выкатила глаза. – Слышь, Фриц! – заорал основательно нагрузившийся Хорунжев, – а может, ты первым ее попробуешь, не желаете, ваше фрицевское высочество?

– Ты работай, работай, – ухмылялся Фриц. – Хозяйство отвалилось, Гоголь? А вроде петушился тут пуще прочих.

– Это у кого тут отвалилось хозяйство? – изумился Гоголь. – Щас достану, увидишь!

– Фриц не пользует таких замарашек, – заржал приплясывающий Осадчий. – Что русскому хорошо, то немец даже не понюхает, понял? Нам деловых фройляйн подавай, да, Фриц? А может, эту, а? – он поддел ногой неподвижное женское тело. Оно не подавало признаков жизни. – Фу, гадость, – осклабился Боксер. – Специально померла, чтобы ни хрена не делать. И куда ее теперь, пацаны? За борт, что ли?

– И варить пятнадцать минут после всплытия! – похабно загоготал Хорунжев.

– Сволочи, что вы делаете, вы ответите, вы сядете до конца жизни… – натужно выдавила жертва.

– Точно, – удивился Хорунжев, отпуская женщине хлесткую пощечину. – Ты права, милашка, мы совершаем преступное деяние, предусмотренное статьей УК РФ, – он резко разорвал на женщине майку. – Ну, поехали, родная. Ты уж не плачь. Таких красоток всегда подстерегает по жизни множество опасностей.

– И не все они способны доставить удовольствие, – тонко подметил с саркастическим прищуром Фриц.

Горбатов прокопался – нужно было подыскать на крыше подходящее метательное оружие. Просвистел огрызок доски, унизанный гвоздями, вонзился Хорунжеву в шею и позвоночник! Подонок дико завизжал, свалился с женщины, принялся елозить по полу, пытаясь дотянуться до прилипшей к спине доски. Но достать ее было трудно, он забился в судорожном припадке, пена хлынула из пасти. Доска приклеилась намертво – двумя гвоздями.

– Ба! – изумился Фриц, выметаясь из шезлонга. – А это что за самоубийца?

– Спецназ! – проорал Горбатов, вваливаясь в комнату.

– Охренеть… – Осадчий прыгнул в стойку, всмотрелся. – Не, Фриц, на пушку берет…

Горбатов кинулся напролом, рассчитывая на пресловутый фактор внезапности. Перед глазами вздымались волны, он явно переоценил свои возможности. Львиная доля сил ушла на то, чтобы справиться с доской… Обманный рывок вправо – и попятился Фриц, споткнулся обо что-то, отпрыгнул.

– Боксер, мочи его! – завизжал он со скандальным надрывом. Разболтанный Осадчий мельтешил перед глазами, как комар. С него ручьями лился пот, в пьяных глазах метался испуг. Поза боксера – и жирные сопли под носом… По соплям он и начал бить – удар за ударом, без тормозов, игнорируя блоки и встречные выпады, не замечая боли в рассеченной брови. Возможно, в молодости Осадчий и имел разряд, но это было давно, теперь он был способен лишь без всякой техничности махать кулаками. Два пропущенных удара, и сопли окрасились в вишневый цвет. Он отлетел к стене, отвесил челюсть. Горбатов злорадно оскалился, занес кулак, чтобы добить поганца.

И сам повалился на колени, получив по затылку бутылкой виски! Веселая карусель завертелась перед глазами. Он завалился на бок, прикладывал кучу стараний, чтобы не потерять сознание. Мутные круги плясали перед глазами, он стонал, собирал волю в кулак. Над ним склонились два нечетких силуэта, один злорадно хихикал, другой держался за скулу и плевался кровью.

– Фриц, дай я его добью… – стонал Боксер. Он шепелявил, ощупывал челюсть, в которой явно происходили сдвиги.

– Подожди, Боксер, смотри, какой жгучий кент. Ведь не побоялся в одиночку на троих. Гладиатор, в натуре. Зуб даю, я его где-то видел… Эй, брателло, ты что за кекс?

Горбатов собрался что-то сказать, но подавился, начал остервенело кашлять.