Младшего Фырченко под конвоем отправили в комендатуру. Обход продолжился. Злость рвалась наружу – никакого результата! Злился и комбат Караба, выслушивая очередной отчет. Теперь бойцам его батальона было чем заняться – ключевые объекты охраняли так, словно к ним уже подкрадывались диверсанты, обвешанные взрывчаткой. Вечером попили чай в штабе, разбрелись по койкам. Илья шатался по двору, переводил сигареты. Вернулся в общежитие, плюхнулся на кровать. Соседние койки были пусты – народ развлекался в нарядах. Мерцал голубой экран компактного телевизора. Шли ночные новости. Рейтинг российского президента вырос до заоблачных высот (скоро по именам будут знать всех, кто против). Шахиды что-то взрывали в Ираке. Многострадальная Сирия трещала по швам. Беженцы эшелонами бежали в Европу, давились на границах Евросоюза. Им вроде были рады, но уже не так сильно. Не пускали, обещали построить забор. Обвиняли по привычке Россию. Украина явно что-то недопонимает, усмехнулся Илья, приняла бы мусульманство, а потом бы в Европу просилась. Он снова курил, бессмысленно глядя в голубой экран. Представитель донецких ополченцев обвинял силовиков в нарушении перемирия – восемнадцать обстрелов за сутки! Теми же словами вчера вещали силовики, обвиняя ополченцев в том же. Эти с цифрами не скупились, насчитали за сутки тридцать обстрелов своей территории. А заодно обвинили руководство Донбасса в том, что его артиллерия обстреливает донецкий аэропорт. Руководство ополчения аж растерялось от такой наглости – эти руины и так наши, чего их обстреливать? Ребята, уж если сочиняете, то старайтесь соблюдать хоть какую-то правдоподобность!
Он выключил телевизор – этот «четвероногий друг» уже порядком достал. Уже целый месяц ныла душа, безрадостные видения проплывали в голове. Надо во что бы то ни стало попасть в Беленск, буквально на днях, этой нервотрепке пора положить конец! Но в «самоволку» нельзя – даже с самыми благими намерениями. А Караба не отпустит, пока он не вычислит этих проклятых диверсантов! А те, возможно, «ушли на дно», знают, что ополченцы и милиция их ищет. Что собрались взрывать на этот раз? Будут выжидать или вот-вот пойдут на дело? По-хорошему, им надо ждать, пока улягутся страсти, но у них ведь тоже начальство, а оно ждать не хочет, будет торопить…
Илья не выдержал, снова набрал номер Нины Андреевны. Может, есть утешительные новости? Лучше бы не делал этого – телефон пожилой женщины оказался заблокирован! Тому могла быть масса причин – кончились деньги, находится в недоступной зоне, потеряла, выкрали. Но в голову приходило только худшее, и он снова начал психовать. Вскочил с кровати, забегал по комнате. В голове мелькала картинка – Олеся укоризненно смотрит ему в глаза и молчит. Видение это было настолько четким, что он засомневался в своей психической полноценности. Разве он виноват в том, что ее арестовали? Почему арестовали? Кто сдал? Если знали, что девушка спуталась с офицером ополчения, наделавшим столько шума в тылу врага, почему не сдали раньше? Стоп!
Илья плюхнулся на кровать, застыл, уставился в ободранную стену. А в самом деле, почему за Олесей пришли только сейчас? Вывод напрашивался: только сейчас узнали о ее «преступной деятельности». Кто мог сдать? На украинской территории – никто, давно бы сдали. Кто из своих знает? Комбат Караба в курсе, но зачем ему чесать языком? Антон Беженцев знает, но и его трудно заподозрить в связях с силовиками. С другими он не откровенничал, даже с близкими товарищами. Зачем? Будут сочувствовать. Фещенко женат, ему до высоких чувств – как до Венеры. Лукашевич молодой, толком бабу еще не нюхал… И снова стоп! Он покрывался гусиной кожей. Неделю назад он пил горилку со вчерашним украинским диверсантом Калаченко и, кажется, сболтнул лишнее. Как обычно на пьянках, речь зашла о бабах, и у него развязался язык, поведал о своем романе в плену. Фамилию вроде не называл, упомянул лишь имя, но много ли Олесь работает медсестрами в Беленском госпитале для пленных ополченцев? Ответ категоричен – одна! Перед кем разоткровенничался, кретин?! А ведь считал себя опытным мастером своего дела!