— О да, — без улыбки сказала Эбигейл. — Будто он был бизнесменом или кем-то в этом роде... Это было слишком заурядно для него. Но он знал, как заставить людей захотеть что-то делать, и он был хорош в выявлении талантов. Он оставил жуткого старика, который говорил, что он врач, и семейную пару, которая знала, как управлять фермой. И еще был парень по имени Алекс Грейвс, которого мой отец оставил, потому что его семья была богатой. И Мазу, конечно, — презрительно сказала Эбигейл. — Он оставил ее. Полиция не должна была никому из них позволять оставаться там, — сердито добавила она, прежде чем сделать еще один большой глоток вина. — Это как рак. Надо удалить все, или он вернется. Иногда может стать еще хуже.
Она уже выпила большую часть своего второго бокала вина.
— Мазу — дочь Малкольма Краузера, — добавила она. — Она точная его копия.
— Правда?
— Да. Когда я ушла, я разузнала о них кое-что. И я также узнала, кем работал другой брат, и подумала: «Ах, вот где она всему этому научилась. От своего дяди».
— Что значит «всему научилась»? — спросил Страйк.
— Джеральд был фокусником на детских представлениях до того, как переехал жить на ферму.
В этот момент в памяти Страйка всплыло еще одно воспоминание — тот из двух братьев Краузер, что потолще, показывает маленьким девочкам карточные фокусы при свете камина, и в тот момент он понял точность сравнения коммуны с раком, использованного Эбигейл.
— Что ты имеешь в виду, когда говоришь «вот где она всему этому научилась»?..
— Хитрость... нет, ловкость рук, так говорят? У нее это хорошо получалось, — отметила Эбигейл. — Я видела фокусников по телевизору и знала, что она делает, но другие дети думали, что она действительно может творить чудеса. Правда, они не называли это магией. Чистые духом, — сказала Эбигейл, скривив губы.
Она оглянулась через плечо как раз вовремя, чтобы увидеть База, выходящего из паба.
— Хорошо, — сказала она, немедленно вставая. — Будешь еще пива?
— Нет, не стоит, — сказал Страйк.
Когда Эбигейл вернулась с третьим бокалом вина и снова села, Страйк спросил:
— Много ли времени прошло с вашего переезда на ферму Чапмена, когда родилась твоя сестра?
— Нет у меня никакой сестры.
Страйк подумал, что она, должно быть, неправильно его поняла.
— Я говорю о том, когда Дайю...
— Она не моя сестра, — сказала Эбигейл. — Она уже была там, когда мы приехали. Это ребенок Мазу и Алекса Грейвса.
— Я думал...?
— Я понимаю, что ты имеешь в виду. После смерти Алекса Мазу притворилась, что Дайю от моего отца.
— Почему?
— Потому что семья Алекса пыталась получить опеку над Дайю после того, как он покончил с собой. Мазу не хотела отдавать Дайю, поэтому они с моим отцом выдумали историю о том, что Дайю на самом деле его дочь. Семья Алекса подала в суд. Я помню, как Мазу пришла в бешенство, когда получила официальное письмо, в котором говорилось, что она обязана предоставить образцы ДНК Дайю.
— Это интересно, — сказал Страйк, быстро делая пометки. — А образцы были взяты?
— Нет, — сказала Эбигейл, — потому что она утонула.
— Верно, — сказал Страйк, поднимая голову. — Но Алекс Грейвс думал, что Дайю его дочь?
— О, да. Он составил завещание, и назвал Дайю единственным бене—беном — как там?..
— Бенефициаром?
— Да... говорю же, у меня нет образования, — пробормотала Эбигейл. — Наверное, стоит читать побольше. Иногда я подумываю о том, чтобы пойти на курсы или еще что-нибудь в этом роде.
— Никогда не поздно, — сказал Страйк. — Значит, было завещание, и Дайю получила все, что было у Грейвса?
— Да. Я слышала, как Мазу и мой отец говорили об этом.
— Много ли Грейвс оставил в наследство?
— Не знаю. Он выглядел как бомж, но его семья была богатой. Они иногда приезжали навестить его на ферме. Тогда в ВГЦ не было так строго с посетителями, все желающие могли просто приехать на машине. Грейвсы были богачами. Сестра Грейвса плясала под дудку моего отца. Пухленькая девочка. Мой отец пытался знакомиться со всеми, у кого водились какие-то деньги.
— Значит, после смерти Дайю твоя приемная мать...
— Не называй ее так, — резко перебила его Эбигейл. — Я никогда не использую слово «мать» по отношению к этой суке, даже в сочетании со словом «приемная».
— Извини, — сказал Страйк. — Значит, Мазу, по-видимому, унаследовала все, что осталось от Грейвса?
— Полагаю, так, — Эбигейл пожила плечами. — Вскоре после смерти Дайю меня отправили в филиал ВГЦ в Бирмингеме. Мазу видеть меня не могла, она бы не позволила мне остаться, когда ее дочь умерла. Я убежала с улицы в Бирмингеме, когда собирала деньги для церкви. Вырученные за день деньги потратила на билет на автобус до Лондона, до моей бабушки со стороны мамы. Я сейчас живу в ее квартире. Она оставила ее мне, благослови ее господь.
— Сколько тебе было лет, когда ты ушла из церкви?
— Шестнадцать, — ответила Эбигейл.
— С тех пор ты как-нибудь общаешься со своим отцом?
— Никак не общаюсь, — сказала Эбигейл, — и это меня устраивает.
— Он никогда не пытался найти тебя или связаться с тобой?