Неизбежное. Сцены из русской жизни 1881 - 1918 гг. с участием известных лиц (СИ)

Но разве одни эти годы были голодными? - продолжал Василий Васильевич. - Лев Толстой, как никто знавший русскую деревню, говорил: "Если под голодом разуметь недоедание, не такое, от которого тотчас умирают люди, а такое, при котором люди живут, но живут плохо, преждевременно умирая, уродуясь, не плодясь и вырождаясь, то такой голод вот уже двадцать лет существует для наших крестьян".

- Граф Толстой был известный бунтарь и анархист, - в сердцах выпалил Лев Васильевич. - Разве в неурожае и, как следствие, голоде повинно правительство? То Божья воля - Господь карает нас за грехи.

- Ах, верно, Лёвушка, верно! - воскликнула Феодора Павловна. - Господь карет нас за грехи!

- А вот в этом я с вами, пожалуй, соглашусь! - Василий Васильевич вдруг стукнул себя по коленке. - А в союзники приглашу Жозефа де Местра, идеолога контрреволюции, отца консерватизма вообще и нашего русского консерватизма, в частности. Он сказал, что революция всегда Божье наказание высших классов за забвение своего предназначения по отношению к народу, за безумную роскошь и политические интриги.

- Он так сказал? - недоверчиво переспросил Лев Васильевич.

- Да, можете не сомневаться, - вместо Василия Васильевича подтвердил Кирилл Васильевич. - Однако, вы напрасно выступаете апологетом революции, - обратился он к Василию Васильевичу. - Я полностью согласен с вами в том, что сама власть - главная виновница её, но вы забываете о разрушительной силе революции. Буря не разбирает, что сметает на своём пути, после неё остаются одни обломки.

- Неправда! - с неожиданной силой выкрикнул Василий Васильевич и его голос задрожал. - Революция сметает всё старое, отжившее, мешающее движению вперёд! Да, в ней есть очистительная беспощадность, но ещё Гегель доказал, что она необходима для избавления, отрицания всего, что мешает новой более высокой жизни. Карл Маркс назвал революцию "локомотивом истории", и был прав; кто выступает против революции, - выступает против истории!

- Но позвольте, братец... - попытался вмешаться Лев Васильевич, а Сергей не смог сдержать возмущённого возгласа.

- Посмотрите, как мы жили раньше, - не слушая их, продолжал Василий Васильевич. - Не говоря уже о власти, которая сама себе подписала приговор, не говоря о тупом животным существовании народа, лишённого света и благодати, у нас даже бог был каким-то убогим, обречённым, не вызывающим ничего, кроме отвращения. Помните, у Вяземского:

Бог грудей и жоп отвислых,

Бог лаптей и пухлых ног,

Горьких лиц и сливок кислых,

Вот какой он - русский бог.

Бог голодных, бог холодных,

Нищих вдоль и поперёк,

Бог имений недоходных,

Вот какой он - русский бог.

К глупым полон благодати,

К умным беспощадно строг,

Бог всего, что есть некстати,

Вот какой он - русский бог.

- Васенька, ты что?! - охнула Феодора Павловна. - О Боге?!

- Революция - наше спасение! - всё более и более волнуясь, говорил Василий Васильевич. - Только она выведет нас к будущему, в котором не останется нынешних мерзостей; только она пробудет к жизни тысячи талантов и мы увидим блестящих государственных деятелей, выдающихся полководцев, гениальных учёных, поэтов и писателей, которым революция расчистит дорогу и даст развернуться во всю мощь. Революция это не только разрушение, - это могучее созидание, вот в чём её великая сила! - у него перехватило дыхание и он закашлялся, показывая, что не может больше говорить.

***

- Вот вы утверждаете, что революция дает дорогу талантам и поднимает наверх талантливые личности, а Кирилл Васильевич рассказывал иное: как она, напротив, не дала развернуться выдающимся людям, - заметил Сергей, которому сильно не понравилась речь Василия Васильевича.

- Верно, молодой человек, вы точно отразили мою мысль, - согласился Кирилл Васильевич. - Я прибавлю, к тому же, что в нашей революции наверх поднимается вся муть со дна, самые отвратительные типы.

- Что есть, то есть, - подхватил Лев Васильевич. - А сколько нерусских фамилий! По слухам, вождь большевиков Ленин тоже полукровка...

- Не знаю и не хочу знать об их национальной принадлежности, - отдышавшись, возразил Василий Васильевич. - Возможно вас покоробит моё сравнение, но апостолы Христа тоже, в сущности, не имели национальности - они отказались от национальности для того чтобы стать его апостолами. Так и апостолы революции: неважно, кто они по рождению - все они служители её... А Ленин... Ленин - удивительный человек. В нём будто собрались вековые надежды народа, отмщение врагам его, суровое воздаяние им - и, одновременно, мечты о царствии божьим на земле и вселенском счастье, столь свойственные русскому человеку. Ленин именно такой вождь, который нужен революции - умный, страстный, умеющий быть беспощадным и милостивым, не заигрывающий с народом, но необыкновенно близкий к нему; доступный и великий, умеющий понять и почувствовать биение народной жизни.

- Какая уж там "народная жизнь"! Немецкий шпион; разрушитель, набравшихся западных марксовых идей, чуждых России, - пробурчал Лев Васильевич.

- Так и есть - он немецкий шпион, - поддержал его Сергей.