- А я полагаю, - ледяным тоном, от которого все застыли, начал говорить Толстой, - что одни слепцы или безумцы не видят того, что Россия идёт к пропасти. Разве вы можете верить в то, что, не удовлетворяя определённым требованиям всего русского народа, требованиям самой первобытной справедливости, напротив того, раздражая народ, вы можете успокоить страну убийствами, тюрьмами, ссылками? Вы не можете не знать, что, поступая так, вы не только не излечиваете болезнь, а только усиливаете ее, загоняя ее внутрь.
А ваш Столыпин своим рождением, воспитанием, средой доведен до той тупости, которую он проявлял и проявляет в своих поступках, и которые во всём поддерживает царь. Эти два человека - главные виновники совершающихся злодейств и развращения народа, они сознательно делают то, что делают, и именно эти два человека больше каких-нибудь других нуждаются в обличении. А вы, все кто поддерживает их, опомнитесь, подумайте о себе, о своей душе...
- Но я... - хотел возразить Андрей Львович, но Толстой, не дав ему сказать, продолжал: - Неужели вам, выглянувшим на один короткий миг на свет божий - ведь смерть, если вас и не убьют, вот она всегда у всех нас за плечами, - неужели ваше призвание в жизни может быть только в том, чтобы убивать, мучить людей, самим дрожать от страха и лгать перед собой, перед людьми и перед Богом, что вы делаете всё это по обязанности для какой-то выдуманной несуществующей цели, выдуманной именно для вас, именно для того, чтобы можно было, будучи злодеем, считать себя подвижником выдуманной России!
- Но мы... - побледнев, снова хотел возразить Андрей Львович, но Толстой по-прежнему не давая ему говорить, продолжал: - Теперешнее правительство держится ведь только на том, что общество, над которым оно властвует, состоит из нравственно слабых людей, из которых одни, руководимые честолюбием, корыстью, гордостью, не стесняясь совестью, всеми средствами стараются захватить и удержать власть, а другие из страха, тоже корысти, тщеславия или вследствие одурения помогают первым и подчиняются. До тех пор пока люди будут неспособны устоять против соблазнов страха, одурения, корысти, честолюбия, тщеславия, которые порабощают одних и развращают других, они всегда сложатся в общество насилующих, обманывающих и насилуемых и обманываемых!
И не верьте тому, что, встречая царя в Москве или в других городах, толпы народа бегут за ним с криком "ура!". Часто эти люди, которых вы принимаете за выразителей народной любви к царю, суть не что иное, как полицией подстроенная толпа, долженствующая изображать преданный власти народ, как это было, например, с Александром Вторым в Харькове, когда собор был полон ликующего народа, но весь народ состоял из переодетых агентов сыскной полиции.
Ещё хуже, ещё отвратительнее то чувство, которое вы называете патриотизмом, потому что патриотизм есть рабство...
- Патриотизм?! - с ужасом воскликнул Андрей Львович.
- Да, патриотизм! - твёрдо сказал Толстой. - Я не устану повторять, что чувство превосходства своей страны есть чувство грубое, вредное, стыдное и дурное, а главное - безнравственное. Исключительная любовь к своей стране и необходимость жертвовать во имя неё своим спокойствием, имуществом и даже жизнью должны быть отвергнуты для торжества высшей идеи братства людей, которая всё более и более входя в сознание, получает разнообразные осуществления. И если бы не мешали этой идее власть имущие, которые могут удерживать свое выгодное в сравнении с народом положение только благодаря чувству превосходства своей страны над другими странами, внушаемому этому же самому народу, - высшая идея давно одержала бы верх.
Именно власть имущие у нас в России, как, впрочем, и во многих других странах, не дают развиться этой высшей идее и прикрывают фиговым листком патриотизма своё безобразие. Посмотрите на чудовищ нашей истории - от жестокого насильника Ивана Грозного до изверга Петра Первого, от развратной и лживой Екатерины Второй до жалкого, слабого, глупого Николая Второго - и вы увидите, что все они прикрывались патриотизмом. Мне стыдно теперь, что когда-то, в "Войне и мире" я писал о благотворности той любви к стране и государству, которая воспринималась мною как естественное, хотя и не требующее открытого выражения чувство. Нет, история держится не на любви к стране и государству, - вся история есть история борьбы одной власти против другой, как в России, так и во всех других государствах.
- Прямо по Марксу, - язвительно заметил покрывшийся красными пятнами Андрей Львович.
- А что же, он не так уж неправ, может быть, - ответил Толстой. - Во всяком случае, революционеры - не бандиты, не шайка разбойников, а люди, которые ненавидят существующий порядок вещей, и который есть за что ненавидеть. Я писал об этом отцу нынешнего царя, Александру Третьему, прося помиловать Софью Перовскую и её товарищей, но и на это письмо ответа не получил.