Неизбежность

— Ну, дивизия у них — это приблизительно наш стрелковый корпус: двадцать одна тысяча штыков, сильная артиллерия. Да еще отдельные полки, охранные и железнодорожные отряды. Словом, можно говорить об уничтожении целой армии. Итог халхин-голских событий не только военный, а и политический. В тридцать девятом японцы убедились, во-первых, в том, что Советский Союз выполняет свои обязательства, в данном случае перед Монголией, а во-вторых, — в силе Красной Армии.

— А каково тогда будет военно-политическое значение разгрома всей Квантунской армии! Тут не пятьдесят тысяч человек — миллион!

— Если быть точным, нам на Дальнем Востоке противостоит около миллиона двухсот тысяч. Последствия разгрома будут далеко идущие, долговременные. И в первую очередь для самой Японии. И если она сумеет посмотреть вперед, а не назад...

— Поможем! — то ли шутливо, то ли серьезно сказал Малиновский. — Не назад, а вперед надо поглядеть и Америке, и Китаю, и всей Юго-Восточной Азии!

— Надеемся, так оно и будет. История — авторитетнейнтий учитель. Были бы ученики прилежные... Да, еще о халхин-голских событиях... Они показали: японцы любят ночной бой.

— До сих пор эта любовь не угасла!

— Верно. Но рукопашной нынче избегают. После Халхин-Гола психология изменилась, считают: погибнешь от русского штыка — не попадешь в рай... Это нам следует учесть. Учтем также: командование Квантунской армии рассчитывает применить бактериологическое оружие.

— Готовим войска к противохимической и противобактериологической защите, Александр Михайлович.

— От японцев можно ожидать чего угодно, Родион Яковлевич. А чтобы сорвать их замыслы, мы должны нанести сокрушительный удар, спутать их расчеты, посеять дезорганизацию и панику. Чем выше будут темпы наступления, тем успешней выполним свои задачи! Темпы, темпы — опять к этому приходишь...

В штабе Главкома войск Дальнего Востока раздался телефонный звонок. Издалека, из Потсдама, с конференции глав союзных держав, звонил Сталин. Слышимость сверхпохвальная, и через тысячи азиатских и европейских километров до Василевского донесло знакомый, глуховатый и тихий голос:

— Как идет подготовка операции, товарищ Василевский? Нельзя ли ускорить ее начало дней на десять?

Александр Михайлович доложил, что темпы сосредоточения войск и подвоза всего самого необходимого не позволяют сделать этого, и попросил:

— Оставьте, пожалуйста, прежний срок, товарищ Сталин...

Верховный покашлял и ответил совсем тихо:

— Хорошо, оставим старый срок...

И тогда Василевский, не зная причины, по какой Сталин хотел ускорить начало Маньчжурской операции, но, радуясь, что Верховный не стал на этом настаивать, доложил ему: срок проведения самой операции предполагается сократить.

— Хорошо, хорошо, высылайте свои соображения, — сказал Сталин. — До свидания, товарищ Василевский.

— До свидания, товарищ Сталин. — И Василевский услыхал, как Верховный положил трубку.

12

Вдруг прекратились занятия по тактике: начальство посчитало, что мы уже в совершенстве овладели искусством прорывать долговременные, сильно укрепленные позиции противника? Или тут что-то другое? Не лукавь, лейтенант Глушков: конечно, другое. Во-первых, нет предела совершенству, и гоняли бы нас до скончания века, если позволяло бы время. Но, вероятно, время-то и не позволяло, надо делать иное: проверять исправность оружия, получать боевые патроны и гранаты — как говорится, полный боекомплект, приводить в порядок снаряжение, наконец, просто давали людям отдохнуть хотя бы физически.

Был и еще признак — вернейший, что события не за горами: из санчасти выписали всех, кто там кантовался. По западному опыту знаю: перед наступлением хватит болеть, собирай шмутки и дуй в свои подразделения. Ко мне в роту тоже вернулись два гаврика из санчасти, попавшие туда с расстройством желудка.

— Пропоносило и закрепило? — спросил старшина Колбаковский, и солдатики, из молоденьких, лишь смущенно пожали плечами.

— Заместо порошков да пилюль при поносе первеющее средство — водка с солью. Как рукой сымает! — сказал Толя Кулагин.

Старшине это не понравилось. Он смерил Кулагина строжайшим взглядом:

— Ты опять говоришь за водку?

— Так я ж в лекарском смысле, товарищ старшина! Как лечиться ею, распроклятой...

— Обзываешь распроклятой, а тон — ласковый...

— Так я ж вообще негрубый человек, товарищ старшина!

— Товарищ Кулагин, кончай говорильню! — отрубил Колбаковский, и Толя Кулагин пошлепал себя по губам ладошкой, что значило: молчу, молчу.

Не только по тактике — все занятия по боевой подготовке уже не проводились. Зато что ни день — политзанятия, политинформации, беседы, собрания и митинги. На разные темы. Поминали и Японию, самураев, ясно было: чтобы восстановить справедливость и мир, нужно воевать.

Говорили и о возрождении разрушенного хозяйства. С задутыми на Украине домнами Толя Кулагин крупно промазал. Когда ротный парторг Микола Симоненко закончил политинформацию о текущих событиях в стране, Толя Кулагин спросил:

— Товарищ сержант, а на кой же хрен задувать домны в этом самом Запорожье?