Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

Когда чувствуешь, слабеет в тебе вера и надо укрепиться в глазах подданных, есть испытанный способ, рискованный, правда, но игра стоит свеч. Надо только выбрать критическую ситуацию, когда неясно, как пойдет дальше, и момент подходящий — не раньше и не позже, чтобы осечки не было.

Съезд наибов. «Прошло более десяти лет, — сказал Шамиль, — как вы меня признали имамом. По мере сил я старался оправдать доверие народа и защищал его от врагов. Но настало время, и я прошу сложить с меня звание имама и избрать вместо меня более достойного…»

Испытать наибов… «Нет!» — ответили они. И после такой единодушной поддержки Шамиль снова встал, еще более возвысившийся и сильный. «Я подчиняюсь воле народа, но вот вам мой наказ…» Именно выбор ситуации: только что разгромлено войско Воронцова, сам наместник чудом спасся, но победа, чувствует Шамиль, временная, может наступить полоса неудач, силы царя растут, ресурсы его неисчерпаемы, а силы имама гаснут, горцы в кольце, горы и леса их прячут, но кормят-то равнины! Из равнин их теснят, леса вырубают нещадно, а горы, как ни круты, люди одолевают их, и ядра достигают крепостных Стен.

Шамиль призвал Джемалэддина: «Что-то ты умолк! Сочинил бы письмо шейхульисламу в Турцию, а?» — «А кто его отвезет?» — «Это моя забота!»

И с этим письмом попался Юсуф-Гаджи. И письмо это перевел по срочному заданию Воронцова Фатали. Долго не отправляли, ждали, как французские события повернутся, а потом к Никитичу пришло повеление: «Найти человека и переправить письмо, а послу наказать, чтоб проследил». Письмо Джемалэддина было пространное, перевод шел туго: каким почерком, кто писал? И это — накануне длительной командировки Фатали с генералом Шиллингом — поздравлять нового шаха со вступлением на престол. Перо не слушалось, в воображении вставали картины будущих встреч с сестрами в деревне, где прошло его детство.

— Тубу, родная, дай мне чай!

Она вошла, постоянный страх в глазах, на миг боится оставить девочку, ей уже полтора года: выжила, пройдя три критических срока: первенца — месяц, второго — три месяца, третьего — полгода; увы, и у нее есть критический срок: как уедет Фатали… Дал первую фразу перевести брату Тубу Мустафе, он изучает арабский и фарси у Фазил-хана, а Фатали учит русскому, тот пыхтел целый день, не сумел перевести! «…Или подкрепите нас войсками, или подействуйте на русского султана, чтоб он перестал захватывать наши земли, истреблять нас!»

В канцелярии шепчутся, с опаской и ужасом передают новости о французских событиях; как отзовется в России? в Тифлисе?

А Шамиль пишет новые письма — капли воды на раскаленную дорогу, соединяющую Мекку и Медину; и туда, хранителю святых храмов, с паломником отправил. Письма перехвачены или утеряны; или прочитаны и осмеяны; и ответы будут: чаще — сочиненные приближенными, чтоб получить от Шамиля дары и титулы; и одно письмо утешительное, от султана, сочинил писарь в минуту веселья: «Ты закалился, Шамиль, и приобрел опыт в боях! Привлеку к тебе приказом население из нижеследующих мест, вместе с ханами и беками (положил перед собой карту Кавказа, не иначе!): Тифлис, Эривань, Нахичевань, Лен-коран, Талыш, Сальян, Баку, Карабах, (неохота писарю разбираться, где город, а где целый край; а султан, как прочтет, подивится познаниям своего писаря и одарит его рабыней), Гянджа, Шеки, Ширван… Ты получишь от меня, безусловно, великую награду за услуги, не считая, конечно, того, чем наградит тебя всевышний на том свете».

Но Шамиль окрылен. А вот и прибыл тот, кто ездил к шейхульисламу, подкупленный Воронцовым, друг Никитича, Гаджи Исмаил, а помощи нет. И даже война в Крыму не помогла.

— Исмаил, найди в Стамбуле французского посла! — просит Шамиль. — Через него к державам с мольбой! На исходе наши силы.

Местные интриги

— Ну подумайте, Фатали, — размышляет Ладожский в минуту откровенности, — кому нужна эта пестрота племен, народов, ханств, султанств… Да, знаю, шафран только здесь и растет, дети ханов от знатных жен — это беки, а дети ханов от незнатных — чанки, а эти адаты и шариаты? Эти, черт голову сломает, господские сословия — агалары и азнауры, беглербеки и медики, эти тавады вроде наших князей? А система налогообложения? Тут целую канцелярию под рукой иметь надо!.. И эти различия феодально зависимых крестьян; и каждый раз переводить летосчисление с мусульманского хиджри на христианское — и прочие, прочие премудрости?! О боже!.. Как быть? Связать всех в единое целое, озарить лучом и водворить животворящий! Грубые их понятия могут быть руководимы не иначе, как сильным, ближайшим и скорым влиянием местного высшего сословия.