Неизбежный финал

По средам у нас всегда бывает «административка», а после обеда — свободное время. Я как раз собрался идти домой, как вдруг меня вызывают к капитану Пану Деметриаду, моему начальнику. Только этого и не хватало мне для полного счастья. Сейчас без четверти четыре. В половине пятого я уже мог бы добраться до дому, бухнуться в чистую постель — и спать, спать, спать, как умеют спать только солдаты в перерыве между боями…

— По вашему приказанию прибыл! — докладываю я, оставаясь у двери.

Капитан стоит возле раскрытого окна и в задумчивости курит. Он бросает на меня короткий взгляд, давая понять таким образом, что заметил мое появление, потом поворачивается к окну, смотрит в сад, окружающий штаб столичного гарнизона. Уж не знаю, что такое он видит там, сквозь кусты сирени, иссушенные летним зноем. Мое дело — ждать. Я и жду, восхищаясь внешним видом своего начальника: фигура атлета, легкий летний костюм сидит на нем безукоризненно.

Бросаю взгляд на ручные часы: время идет. Выразительно покашливаю. Никакого эффекта. Капитан застыл у окна и знай себе покуривает, будто и не слышит. Делать нечего, жду — выбора нет. На сильных плечах этого офицера, что так спокойно курит у окна, лежит ответственность за работу всего второго отдела — военной разведки и контрразведки Бухареста. И это в военное время, когда наше прекрасное здание на шоссе Киселева окружено многочисленными германскими представительствами и даже гестапо поблизости! Да, союзники держат нас под неусыпным надзором и ведут за нами тщательное наблюдение — уж нам-то об этом известно. Впрочем, мы тоже не дураки и не спускаем с них глаз ни днем ни ночью.

Наконец капитан Деметриад выходит из оцепенения, поворачивается ко мне и, прежде чем начать разговор, стряхивает пепел с сигареты в хрустальную пепельницу.

— Ну, что поделываешь, лейтенант? — Он внимательно изучает меня взглядом, как будто радуясь, что наконец-то ему представился случай поинтересоваться моими делами.

Хм! Я-то знаю своего шефа. Вопрос этот не предвещает ничего хорошего. Я решаю, что лучше всего будет отшутиться, и говорю:

— По натуре я мечтатель, господин капитан, вот и мечтаю все время.

— Это о чем же ты мечтаешь, лейтенант Бану?

— О прохладном душе… о постели, как у мамы дома… а потом бы прогуляться…

— С Маргаретой? — Капитан дружески улыбается.

— С ней!

— Раз уж ты такой мечтатель, Косте, то, может, твои мечты направить в другую сторону?

Ого! Капитан вроде бы больше не поддевает меня, в его отеческом тоне слышится скрытая тревога.

— Как прикажете, господин капитан! Что мне стоит одну мечту заменить другой?.. Но поспать немного не помешало бы.

— Да-да. Иди-ка ты домой, прими душ, ложись спать и ни в коем случае не выходи из дому. А чтобы тебе во сне быть ближе к реальности, поставь рядом телефон.

У меня внезапно возникает чувство, что глубокие карие глаза начальника смотрят на меня пристальней, чем обычно. Как будто он безмолвно хочет передать мне огромной важности сообщение, закодированное новым шифром.

— Если вы сочтете необходимым, я не двинусь с места.

— Да нет, лейтенант, единственное, о чем я тебя прошу: не разлучайся с телефоном.

— Понятно!

Я думаю, что теперь он меня отпустит, но капитан не спешит сделать это. Расспрашивая меня, он не выходит из состояния задумчивости, и это начинает меня тревожить. Но вот на его обветренном загорелом лице появляется ироническая улыбка.

— Как у тебя с памятью, лейтенант?

— По вашему приказу могу хоть сейчас прочитать наизусть «Третье письмо»[2] от первой строки до последней.

Вместо улыбки — короткий смешок.

— Тоже мне! «Третье письмо» ты зазубрил, еще сидя на школьной скамье, потому что всегда был зубрилой! Я это давно понял.

— Господин капитан!.. — Я пробую найти довод в свою защиту, но так, чтобы сохранить шутливый тон.

— Скажи-ка лучше, ты помнишь подробности операции «Унде»?

Он снова смотрит мне в глаза. Уж не знаю, что ему пришло в голову, но в углах его губ появляется горькая улыбка. Мне всегда нравилось загорелое, энергичное лицо капитана. Оно подвижно и красиво, как у хорошего, опытного актера. Вопрос он гадает не просто так, для сотрясения воздуха… В этом я уверен. Через нас, как девятый вал, перекатывается волна тяжелого молчания, и я невольно ужасаюсь ей.

Мой ответ похож на рапорт.

— Господин капитан, разрешите доложить: все детали операции «Унде», имеющие ко мне хоть малейшее отношение, я помню прекрасно. Если хотите, можете сейчас же проверить.

Капитан прерывает меня легким движением руки.

— Нет-нет, лейтенант, нет необходимости ни в каких проверках. В твоей памяти я абсолютно уверен. Я только хочу… — Он не договаривает. Молча сверлит меня напряженным взглядом.

Что с ним происходит? И почему он вспомнил об операции «Унде»?

— Жди моего сигнала. Не исключено, что уже сегодня ночью получишь приказ приступить к выполнению операции.

По спине у меня пробегают мурашки. Не от страха, конечно. Вопросы задавать не стоит — обязанности офицера второго отдела мне хорошо известны… В густой жаркой духоте августовского дня есть что-то драматическое.