Майор Визиру выходит и возвращается в сопровождении двух штатских: один грузный, а второй стройный и элегантный, даже щеголеватый. Вспомнив о том, что он хозяин дома, Диникэ встает с кресла. Он с трудом, но все же держится на ногах.
— Майор Теодор Винтилэ, — представляется толстяк, пожимая мне руку.
— Старший следователь, — уточняет Визиру. — А это, — Визиру представляет его спутника, — прокурор.
— Овидиу Петреску.
На пороге спальни появляется еще одна фигура, нагруженная фотоаппаратом с лампой-вспышкой и инструментами. Не помню его имени, но догадываюсь, что это специалист по криминалистике, тоже офицер.
Визиру берет меня под локоть и говорит:
— Мы уезжаем… Этим делом теперь будут заниматься прокуратура и милиция.
— Возьмите мою машину, — предлагает нам офицер милиции дружеским тоном.
— А Матей Диникэ? — спрашиваю я простодушно.
— Он останется здесь, с нами… он должен дать показания, — объясняет мне старший следователь. По тому, как он дышит, я понимаю, что он болен астмой.
На улице по летной привычке я поднимаю глаза к небу, охваченному предзакатным пламенем. Вечерний морской бриз заставляет меня вернуться к реальности дела Владу.
— Вы встречались когда-нибудь с ситуацией, когда самоубийца не оставляет после себя никаких объяснений? — спрашивает Визиру криминалиста прежде, чем мы садимся в машину.
— Во-первых, то, что вы не нашли записки, еще не означает, что ее не существует. После того как мы осмотрим место происшествия, можно будет сказать точно, — объясняет, тяжело дыша, майор Винтилэ и ослабляет узел галстука. — Правда, некоторые самоубийцы не дают себе труда объяснить свой шаг, они считают, что их близкие и так хорошо знают мотивы, которые привели их к самоубийству… Сидите спокойно в Констанце и ждите, мы пришлем вам заключение. Прокурор у нас проницательный, увидите, мы сделаем свое дело как нужно. — Нам он больше ничего не говорит, а наклоняется к водителю и объясняет, куда нас отвезти.
— Желаю успеха, — говорит Визиру, но представитель милиции его не слышит.
Первая остановка у нас в инспекции. Оттуда мы с майором Лучианом Визиру докладываем своим непосредственным начальникам о развитии событий: Визиру — полковнику Панаиту, я — полковнику Марешу. Услышав известие о смерти Роксаны, Мареш не может вымолвить ни слова. Потом он, наконец, вздыхает и говорит мне, уж не знаю зачем:
— Это почти математическая закономерность. Дела, связанные со шпионажем, как правило, сопровождаются самоубийством. — Он желает мне успеха…
— Ну, что мы будем делать сегодня вечером? — спрашивает Визиру.
В первую минуту я не нахожу, что ответить. Просто-напросто не могу себе вообразить, что день, который начался с обыска и имел такое страшное продолжение, может закончиться вполне мирным образом, и даже в каком-нибудь кафе или ресторане.
— Предлагаю пойти куда-нибудь поесть, — сам же отвечает на свой вопрос Визиру. — А после ужина совершим для моциона прогулку по берегу, возле «Казино». Ты любишь море осенью?
Несмотря на строгую «гарнизонность» моей жизни, я не такой уж провинциал. Но сейчас я себя чувствую именно таковым, одним рывком перенесенным из самой глубинки.
Визиру, должно быть, понимает мое состояние, потому что не ждет, когда я дам согласие, а сразу же переходит к выработке программы:
— Поужинаем в «Континентале», у нас там и комнаты забронированы, а потом погуляем по берегу.
— О чем задумался, летчик?
Визиру обхватывает перила обеими руками и мечтательно смотрит на темнеющее море, как будто стоит на палубе парохода, плывущего по ночному морю.
— О многом, — шепотом отвечаю я ему. — Ты знаешь, в молодости я много летал. Летал ночью, над Черным морем, один или в звене. С высоты десяти или пятнадцати тысяч метров я видел огни Констанцы, побережье и много раз спрашивал себя, как выглядит сейчас море не сверху, не с неба, а с берега… с земли…
— Это страшно — летать быстрее звука! — восклицает Визиру, как подросток, пораженный фантастичностью происходящего.
— Действительно страшно, особенно, когда летишь над морем… Неопытный летчик может легко потерять голову…
— Как это?
— Когда летишь над открытым морем, горизонт исчезает, и вместе с ним исчезают земные ориентиры.
— И о чем ты еще думаешь?
— О Владу… Где-то он сейчас? Можешь ответить? Мой начальник рекомендовал мне тебя как человека с богатым опытом.
Он коротко смеется, это определение полковника Мареша ему нравится. Он и не пытается отнекиваться.
— Речь идет не об этом, сейчас важно другое… — Он говорит медленно, рассудительно, глядя в накатывающиеся темные волны. Мы с тобой оба офицеры контрразведки. Мне, например, в течение многих лет приходилось решать уравнения со многими неизвестными… Ты оказался в таком же положении. Предполагаемый враг…
— Почему ты называешь его предполагаемым врагом?
— Потому что мы не располагаем достаточными уликами против Владу, чтобы можно было с уверенностью обвинить его в предательстве. Человек, с которым ты жил бок о бок 24 часа в сутки… Все твое существо отвергает мысль о том, что Владу способен на измену.
— Ты хочешь сказать, что я не в состоянии быть объективным?