— Хм, у нас там родственники, — ответила старушка, но тут же приложила ладонь к губам, словно испугавшись чего-то. Потом, услужливо открывая дверь, едва слышно добавила: — Знаете, я двоюродная сестра старшего Удиштяну. Он привез меня из деревни еще девчонкой…
Корнелиу Кара не заметил, как очутился на улице…
Кажется, экономка, двоюродная сестра старшего Удиштяну, вывела меня на путь истинный. И все же нужны доказательства. Только два человека могут их дать: Родика Трандафир и Ники Удиштяну. Но заключенная отказалась от разговоров на эту тему, а сын поставщика королевского двора задержался за границей.
Кто же сказал правду о текущем счете в Швейцарии — госпожа Удиштяну или экономка? Супруга «поставщика королевского двора» на самом деле страдает гигантоманией или разыгрывает меня? Одно несомненно: экономка подслушала наш разговор с госпожой Удиштяну. Зачем? Кто-то приставил ее? Остается дожидаться возвращения Ники Удиштяну.
Надо выяснить также причины слабости Родики Трандафир к могилам или кладбищам, что не одно и то же.
ГРУСТНЫЙ ЗВОН
Солнце клонилось к закату. Неровные тени бесшумно ложились на расцвеченное осенними красками кладбище. Уставшая от долгой ходьбы Родика Андроник направилась к скамейке у изголовья заброшенной могилы. Она села на скамейку, с грустью огляделась вокруг и вспомнила тот осенний день, когда впервые прониклась очарованием этого уголка мирской печали. По ассоциации вновь увидела себя ученицей лицея в форме, плотно облегающей ее девичью фигуру. Тогда она училась в одиннадцатом классе, писала стихи, всем размерам предпочитая александрийский стих, хотя знала, что поэтесса из нее никогда не получится. Но ее поощряли соученицы и преподавательница румынского языка, старая дева Хуцан, которая изумляла всех своей страстной любовью к Эминеску. Она могла в течение нескольких часов подряд читать стихи великого поэта, а когда переходила к любовной лирике, слезы катились у нее по щекам.
В один из осенних дней класс, предводительствуемый барышней Хуцан, отправился на кладбище Белу, чтобы посетить могилу Эминеску. Вначале учениц забавляла странная инициатива их преподавательницы, но когда они вступили на погруженные в сентябрьскую тишину золотистые аллеи кладбища, их души охватило волнение. А когда разбрасывали цветы на могиле поэта, многие из них ни с того ни с сего разрыдались. До них доносились редкие, жалобные удары колокола, а Хуцан со слезами на глазах начала декламировать «Меж сотен мачт».
В ту же осень ученица Родика Трандафир втайне влюбилась в преподавателя физики Виорела Станку, высокого, довольно молодого брюнета с красивой сединой на висках. Родика чувствовала себя несчастной из-за этой внезапно налетевшей, безнадежной любви. Поэтому ей все чаще хотелось бежать от людей, чтобы уединиться в мире страдания. Как-то она вспомнила об их исполненном грусти походе на могилу Эминеску, и ноги помимо воли привели ее туда снова. Тогда же она обнаружила скамейку в уединенном уголке кладбища, которую мысленно окрестила «скамейкой Виорела». Только на этой скамейке, в тени ветвистой акации, она обретала спокойствие. Прошли годы, образ преподавателя физики давно стерся в ее памяти, но потребность искать спасения от горьких мыслей на «скамейке Виорела» осталась.
Вот почему в те послеобеденные часы поздней осени 1971 года ноги привели ее к «скамейке Виорела». Она успокоилась и приняла, как ей казалось, единственно правильное решение — развестись. «Первый развод перенести всегда труднее, — думала она, затягиваясь сигаретой и прислушиваясь в окружающей тишине, к шороху падающих на землю увядших листьев. — Я должна… Даже если он упадет на колени, будет плакать, просить прощения, я не уступлю, ни за что не уступлю. Я еще молода и красива…»