Князь Адриан достал из клетки молодую горлицу — из тех, которые, по видимости, ловили его незримые помощники; Эспер насчитал таких повешенных на крюки клеток пять; все они уже были пусты — и бросил её к каан-че; горлица впорхнула в листву, прилипла к смоле, которой была покрыта ветка, и тут же была схвачена ловким щупальцем и, сколь ни трепыхалась, удушена и всосана чашечковидным отростком на ветке. Дерево-змея содрогнулось, как будто это было пресмыкающееся, проглатывающее добычу, и вновь замерло в древесной неподвижности. Видя реакцию Эспера, князь Адриан продолжил:
— Дионисио Гамберини когда-то получил из Америки черенок, тот разросся в дерево, потом от того дерева было получено ещё несколько деревьев. Одно, как видишь, и у нас прижилось. Чем проще организм, тем ближе к бессмертию. В конце концов, что удивительного в восстановлении хищного целого из части? Грибы тоже размножаются почкованием; какая-нибудь крошечная гидра, обитательница тухлой воды, видимая лишь под микроскопом, если отрезать от неё часть, в двое суток восстанавливает всё отрезанное. А тут довольно ясная помесь растительного и животного, просто огромных размеров. Но чем сложнее организм, тем менее вероятно его восстановление. Впрочем, прости, что донимаю азами. Мы-то говорим сейчас о монстрах.
Но это, Эспер, не всё. Я пытался путём отбора преобразить жизнь в нежизнь и обратно, довести простейший организм до затухания. Гамберини был теоретиком, я воплощал всё это на практике. Иногда это были растения, иногда… Целью конечной были организмы высшие, и да, человек. Палингенез, словом. Да что много говорить об этом! Победа над смертью, её полная остановка казалась очень близка, но в последний момент что-то не сходилось. Возможно, для меня уже не сойдётся никогда, ты-то сам как думаешь? Что-то из этих опытов я начал повторять здесь, но, увы, неудачно. Их результаты — во второй теплице. Хочешь посмотреть?
— Нет, пожалуй, — это были единственные слова, которые Эспер сказал, предпочитая слушать.
Когда вышли из теплиц, было темно, но не от времени суток, а от набежавших с юга тяжёлых облаков. Тревожно звучала эолова арфа.
Обед, приготовленный невидимым поваром и поданный отсутствующей прислугой, уже дымился на столе в гостиной. Было отчего мужикам побаиваться сюда заглядывать и спрашивать Эспера, их ли он сам веры. Эспер налил себе наваристого, не мясного, не овощного, а Бог весть из чего приготовленного супу, потом ел удивительную смесь растительного и мясного со множеством приправ, Адриан же отведал две-три ложки супу, вытер губы салфеткой и продолжил, по-видимому, очень важный для него разговор: