— Простите меня, пожалуйста. У меня бывают приступы, во время которых я говорю странные вещи. Я страдаю болезнью Туретта. Иногда мне лучше, иногда хуже, день на день не приходится, — сказала Элли, почувствовав, что голос дрожит не меньше, чем руки.
Раздалась спасительная трель телефонного звонка.
— Пойду отвечу, — сказала мама, видимо, успокоенная ее объяснением. — Оставьте стекло в покое, я потом все уберу.
Она отошла к телефону. Элли закрыла лицо руками, чтобы немного успокоиться.
Не желая пускаться в объяснения, Элли постаралась загнать сознание женщины как можно глубже.
Мама разговаривала по телефону. Элли постаралась унять дрожь в руках и натянула на лицо фальшивую улыбку, так как мама, продолжая говорить в трубку, смотрела на гостью.
— Да, понятно… — сказала она. — Серьезно? Не волнуйся, я все сделаю. Я сказала, не волнуйся. Знаю, я тоже.
Она повесила трубку, подошла к Элли, но садиться не стала.
— Звонил муж, — сказала она. — Он только что разговаривал с Сарой Винтук. Она никуда не уезжала из Кэйп Мэй и продолжает работать в той же школе, что и раньше.
Если раньше Элли казалось, что она идет по тонкому льду, то теперь девочка почувствовала, как он проваливается прямо под ней. К тому же женщина-кошка внутри совсем разбушевалась.
— Не знаю, кто вы, — сказала мама холодно. — Но я хочу, чтобы вы покинули мой дом.
— Я… просто… — замялась Элли, понимая, что сказать ей абсолютно нечего.
Действительно, придумать какое-либо разумное объяснение, которое к тому же убедило бы маму, было практически невозможно.
— Я принесла вам послание от дочери!
Элли увидела в глазах мамы такую глубокую ненависть, что не выдержала и отвернулась.
— Убирайтесь из моего дома! — сказала мама грозно. — Немедленно!
Она не стала дожидаться, пока женщина уйдет, схватила ее за тощую руку и потянула в сторону двери. Элли оказалась на пороге за дверью и почувствовала, что ее вот-вот выбросят из родительского дома.
— Умоляю! — сказала она.
— Вы думаете, я не слышала о таких, как вы? — спросила мама. — Вы наживаетесь на надеждах людей, рассказываете о том, что они мечтают услышать, а потом крадете все, что у них есть! А они вам еще и сами все готовы отдать! Нет уж, на этот раз вы ошиблись! С нашей семьей этот номер не пройдет!
Мама держалась за ручку и собиралась захлопнуть дверь. Элли не могла этого допустить. Ей нужно было сказать или сделать нечто такое, что заставило бы маму поверить в правдивость ее слов.
— Они спорили о том, как громко можно включать в машине радио!
Мама замерла как вкопанная.
— Что? — спросила она в изумлении.
— Когда случилась авария, они спорили о том, насколько громко можно слушать в машине радио. Отец пытался уменьшить громкость, а Элли — увеличить. Но он не виноват! Она хотела сказать вам обоим, что авария случилась не по вине отца!
Выражение на лице матери изменилось несколько раз в течение одной лишь секунды — от шока до ужаса и ярости.
— Кто бы ты ни была, желаю тебе сгореть в аду! — сказала она голосом, источавшим ненависть.
С этими словами мама захлопнула дверь так сильно, что чуть не сломала косяк. Элли услышала, как она плачет.
Девочка побежала прочь от дома, чувствуя, как глаза, принадлежащие женщине-кошке, наполняются слезами, а тело трясется, словно в конвульсиях. Хозяйка тела пыталась освободиться. Элли чувствовала боль в спине, мало-помалу распространявшуюся на другие части тела.
Нет, не так все должно было произойти. Она должна была успокоить родителей, а не разозлить.
Если бы она помолчала, подумала девочка, я бы нашла способ убедить маму в том, что говорю правду. Все было бы иначе, если бы не пришлось бороться с ней.
Элли огляделась. Она стояла посреди улицы в деловом квартале города. Почти в каждом доме находился магазин или ресторан. По мостовой сновали автомобили. Тротуары были забиты людьми. Она могла вселиться в любого на выбор. Элли попыталась выйти из тела женщины, которую уже ненавидела, но поняла, что не может этого сделать. Девочка завертелась внутри, но почувствовала, что приколота к телу женщины-кошки, как бабочка к паспарту внутри рамы. Она пробыла в чужом теле слишком долго!