Неизведанными путями

При расследовании причин пьянки установили, что в поселке Падун был винокуренный завод, в цистернах которого имелся спирт. Белые при отступлении выпустили его в землю. Он разлился и пропитал ее так, что в некоторых местах образовалась грязь. Любители выпить собирали эту грязь, отжимали ее, полученную жидкость процеживали и пили. Вместе с ними пил и Судаков. Правда, на следующий день он клялся, что это с ним больше не повторится. Зная, что в полку «Красных орлов» он был неплохим командиром, решили простить его на этот раз и дать возможность загладить свою вину в боях.

Действительно, в последующих боях Судаков проявил себя как неплохой командир, стараясь искупить свой проступок, но дальнейшая жизнь Судакова показала, что мы в нем ошиблись: он так и не смог побороть в себе слабость к водке, превратился в алкоголика и не нашел своего места в рядах строителей социализма.

ТУМАШЕВСКАЯ МЫШЕЛОВКА

Бои на фронте полка шли с переменным успехом. Наши бойцы, вчерашние колчаковцы, дрались на диво и почти голыми руками: у нас очень плохо было с патронами, приходилось надеяться только на штык.

Вообще-то штык солдаты недооценивали, и постепенно все винтовки на фронте оказывались без штыков. Так было в старой царской армии, так было сейчас и у белых, и у нас в Красной Армии. Но в нашем полку штыки как-то уцелели. Потому ли, что мы недавно только сформировались и не успели их побросать, или потому, что нас патронами не баловали и бойцы поневоле вынуждены были надеяться на штык, но штыки у нас были. Вспомнили мы и суворовский завет: «Пуля — дура, а штык — молодец», хотя от патронов никогда не отказывались.

Вспоминается один случай, когда комбат 1 Ахматов позвонил мне и попросил послать ему «патрончиков», как он ласково называл их.

— Бери сколько угодно! — сказал я ему сердито.

— Где? — радостно спросил он.

— В Тумашеве.

— Там белые, — недоуменно ответил Ахматов.

Но поздно вечером он позвонил мне в штаб и радостно сообщил:

— Достал!

— Что достал? — спросил я, не понимая его ликования, забыв наш утренний разговор.

— Патронов. Да пулеметик еще прихватил, — почти захлебываясь от радости, кричал он в трубку. — Только вот боюсь, не удержу эту Тумашеву: дыра какая-то, кругом лес, а село в низине. Сижу, как в колодце.

— Выдвинь подальше заставы, — посоветовал я ему и стал думать, как бы удержать этот пункт, но так ничего и не придумал.

К утру Ахматова действительно оттуда вышибли.

Тумашево — большое сибирское село, расположенное в глубокой лощине. Оно вплотную было окружено дремучим сибирским лесом. За месяц жарких боев в этом районе Тумашево шесть раз переходило из рук в руки — три раза мы его занимали и три раза отдавали. Наши бойцы хорошо узнали все дороги и тропинки к этому селу. Знал их хорошо и противник. Поэтому удачно выскальзывали из окружения и мы и они. Наши бойцы прозвали это село мышеловкой. Больше трех дней им никто не владел.

После того как мы заняли его в третий раз, из штаба бригады сообщили, что против нас появился новый противник — 2-й егерский полк, только что прибывший из Омска после своего переформирования. Он сменил наших старых «знакомых» — изрядно потрепанную пепеляевскую дивизию. Но и со 2-м егерским полком мы уже встречались: это было у верховьев Камы в мае 1919 года. Тогда, правда, егерцы составляли 2-й егерский отдельный батальон, а теперь белые развернули его в полнокровный полк. Англичане дали новое, с иголочки, обмундирование, снабдили большим количеством станковых пулеметов системы «Кольт». Американцы дали большое количество полевых аппаратов и много километров полевого кабеля. А главное, у егерцев было много патронов. Только стреляй!

Когда я узнал, что против нас появилась новая часть, то очень сожалел, что Тумашево занимаем мы, а не белые. Новичков легко можно было захлопнуть в этой ловушке. И мне пришла мысль отдать Тумашево белым.

Я позвонил комбригу Андрианову и поделился с ним моими соображениями. Но Андрианов почему-то не дал согласия на оставление Тумашева. Меня же не покидала эта мысль: уж очень она казалась заманчивой. Я посоветовался с комиссаром и комбатами. Мнение комбатов разделилось, но комиссар Ураков поддержал меня, и я решил, вопреки указаниям комбрига, вывести батальоны из села и расставить их в лесу с таким расчетом, чтобы окружить потом село и отрезать белым все пути отхода. В селе решено было оставить только пешую и конную разведки, которым поставили задачу демонстрировать оборону села, наделать больше шума, а потом отойти.

Так и сделали.

Все шло как по маслу. Егерцы не заставили себя долго ждать. На следующий день с утра они пустили разведку, стараясь прощупать нас.

— Клюет! — весело сказал комиссар, когда началась перестрелка разведчиков.

Надо было полагать, что за разведкой последует скоро наступление, и я приказал комбатам вывести из села свои батальоны и занять намеченные планом пункты. При этом им было дано строжайшее указание ни при каких обстоятельствах не обнаруживать себя.