Неизвестная. Книга первая

А немецкий резидент правой рукой легко подхватил тяжелый табурет, замахнулся и, чтобы сподручней было ударить, чуть вытянул вперед левую. Николай цепко схватился за прорезиненный рукав, ввернулся под ноги Ивану Степановичу, упал на колени и потянул шпиона вниз, пытаясь перебросить через себя. Рукав затрещал, и Данилов вдруг осознал, что отрывает этот рукав от плаща, а вместе с ним отрывает и руку. Он успел удивиться, прежде чем получил страшнейший удар по затылку.

Теряя сознание, Данилов услышал на улице шум, потом досадливый вздох, стук двери, и уже проваливаясь в пустоту, рефлекторно прижал к груди оторванную руку немецкого резидента.

Только через несколько дней в больнице, когда Николай немного пришел в себя, Горыныч рассказал ему, как догадался, что вражеские агенты изменили место посадки немецкого транспортного самолета. Как ребята лихорадочно соображали, куда вражины могут отогнать грузовик со «Стрелой». Как кто-то вспомнил про этот аэродромчик, и они мчались напрямую — сквозь перелесок и через колхозные поля. Как увидели трех шпионов, разбросанных по полу дежурной комнаты, а среди них бездыханного Николая.

— Немецкий самолет так и не сел, — рокотал Горыныч, — покружил и убрался. И эта сволочь однорукая ушла. Зато мы всю агентурную сеть от Воронежа до Москвы одним разом взяли. Нехлюдов уже на Лубянке показания дает. Так что вот, — протянул они Данилову синий картонный кубик-коробку. — Это тебе от нашего отдела, товарищ старший лейтенант госбезопасности. Всем коллективом… так сказать… Открывай.

Данилов открыл коробку.

В ней на синей бархатной подушке лежали часы.

— Настоящие! — расплылся в улыбке Горыныч. — Швейцарские. С самовзводом. Рукой машешь, а они заводятся. Прикинь! А еще дату показывают и месяц. Правда, месяц немецкими буквами, но, думаю, разберешься.

— Спасибо, — сказал Данилов, разглядывая подарок.

— Это тебе спасибо. На отдел благодарность пришла от самого наркома.

— А водитель как? — спросил Николай.

— Ты его не сильно… Оклемался уже и велел передать, что зла на тебя не держит. А вот двух ребят из охраны «Стрелы» мы потеряли.

И уже на выходе из палаты хитро подмигнул Николаю:

— Мы тебе ту руку протезную в подарок хотели, но нельзя, вещдок, — и рассмеялся.

А вечером врач сказал ему:

— Ваша черепно-мозговая травма оказалась несколько серьезнее, чем мы предполагали. Вот прочтите, что тут написано, — и листок с каким-то текстом протянул.

— Не могу, — сощурился Данилов. — Расплывается все.

— А вы поближе к глазам поднесите.

— Не вижу.

— А еще ближе.

— Да. Вижу.

И прочитал:

— «Два килограмма сахара на два килограмма малины». Что это?

— Проверка, — ответил доктор, листок забрал и в карман халата сунул. — Ну ничего. Мы вам очки выпишем. От очков еще никто не умирал.

Через месяц Данилов вышел из больницы. Уже в очках. Прав был доктор, от очков не умирают. Сперва непривычно было, потом освоился.

Горыныч его от оперативной работы отстранил, велел пока старые дела в архив подшивать. А чтобы скучно товарищу старшему лейтенанту не было, он ему в помощники сержанта Гришу прикомандировал. Веселый парень оказался. Разговорчивый. Так они с ним два месяца и проразговаривали.

А потом пришел вызов из Москвы…

И стоит теперь Данилов в служебном туалете известного на всю страну дома на Лубянской площади, смотрит на себя в зеркало, вспоминает свою прошлую жизнь и думает: «В чем тут подвох? Как всесильный нарком не сумел человека в стране найти? Да ему же только пальцами щелкни… Что-то тут не так… Что-то не так».

*****

Данилов сполоснул руки, умылся, утер лицо казенным полотенцем, тщательно протер очки, тронул карман, в котором талисман лежит, выдохнул резко, чтобы усталость стряхнуть, и вернулся к себе. В приемной попросил сержанта решить вопрос с расквартированием и довольствием и прикрыл за собой дверь кабинета. Стол уже был прибран.

«А и вправду малец далеко пойдет».

Отомкнул несгорайку, достал оттуда папку. Сел за стол, положил папку перед собой, снял надоевшие уже тесные сапоги и блаженно улыбнулся, шевеля пальцами ног: «У-у-у, хорошо…». Потом поправил очки: «Как же так? Зачем же он меня из Воронежа сюда перевел? Неужели здесь никого не нашлось? Чего он хочет?»